» ТЕЛЕПАТИЯ [telepathy]
Cпособность передавать мысли и чувства на расстоянии.

- Проявляется в виде умения считывать мысли и образы как находящиеся в сознательном, так и в бессознательном. Поиск информации в бессознательном, как правило, требует на порядок больше усилий и концентрации, а также терпения и логики, поскольку образы в "подкорке" как правило смутные и часто спутанные. Она может так же подбрасывать те или иные воспоминания их обладателю под видом, к примеру, неожиданной ностальгии. Это позволяет изучить тот или иной эпизод более детально и четко. Важно отметить, что данный аспект телепатии у Кейти развит намного сильнее остальных. Она способна проникнуть в подкорку достаточно замкнутого и скрытного человека, что, увы, обеспечит ей гарантированную мигрень до конца дня. В подсознание к людям с психическими расстройствами не лезет из страха не потерять собственный рассудок. Наибольшую трудность в чтении мыслей представляют носители, чьи способности так или иначе связаны с разумом и воздействием на психику. Чтение мыслей носителя с подобными способностями, как правило, оказывается упрощенным в случае ощутимой физической или психологической усталости. Боль, причиненная/причиняемая адресату также упрощает Кейти работу.

- Также проявляется в виде способности "внедрять" необходимую мысль в голову. Для адресата подобный посыл как правило предстает чем-то сродни внутреннему голосу, то есть, между адресатом и работающей в его голове Кейти может произойти своего рода мысленный диалог. В иных случаях Кейти старается замаскироваться под вящий глас совести, однако, как известно, глас совести, как известно, нередко остается без внимания. Кейти не слишком усердствует с этим ментальным общением, потому навык этот развит гораздо слабее. Сама Кейти находит его менее эффективным.

- Умение посылать определенное чувственное состояние сработает в основном на очень открытых, как правило, эмоциональных людях. Так, к примеру, человек, умеющий во многих ситуациях держать себя в руках, скорее всего не проникнется посланной эмоцией или будет подсознательно ей противиться. Максимально эффективно эмоциональный посыл работает на ее муже, потому как Макс полностью доверяет и открыт для своей жены.

- Наиболее эффективной телепатия Кейти оказывается в радиусе 2-3 метров, при непосредственном личном контакте - это облегчает телепату работу и не требует дополнительной концентрации.

- Количество человек, в память которых Кейти удавалось когда-либо проникать одновременно - 2. Однако это случалось лишь несколько раз и скорее из любопытства, а также было кратковременно. Кейти сочла, что подобные эксперименты - это нерациональная трата времени с своего здоровья, потому работает обычно только с одним человеком за раз.

- Способность впервые проявилась, когда Кейти было семь лет. Последующие 3-4 года опыт телепатии Кейти был скорее неосознанный, потому что, как правило, случался с ее друзьями и представлял собой не внедренную в чужую голову четко сформулированную мысль, а скорее эмоциональное состояние. Чаще всего, как и в самый первый раз, это было чувство спокойствия или смягчения тоски, грусти или боли, потому что именно в моменты, когда Кейти пыталась кого-то утешить, она непроизвольно концентрировалась на этой мысли или состоянии, а также на конкретном человеке. Задачу упрощала психологическая слабость адресата на тот момент, когда способность проявлялась.

- В дальнейшем Кейти смогла найти объяснение этому странному явлению, которое ее озадачивало так много раз. Подтверждая в самой себе способность телепатии, она постепенно развивала ее. Приюты, в которых Кейти проводила так много времени, стали самым лучшим плацдармом для ее ментальных тренировок: подражая внутреннему голосу, и отыскивая воспоминания из детства, связанные с домашними животными, ей случалось повлиять на агрессивно настроенных посетителей приюта – а такие тоже бывали – и те уходили домой со щенком или котенком.

- В школе Кейти не составляло труда списать что-нибудь у соседа, и пользовалась она этой возможностью не потому, что сама не знала правильного ответа, но для того, чтобы отточить свое умение. Все эти маленькие победы накапливались в ее памяти: не составляло труда пробраться в голову мальчишки, сконцентрированного на уравнении. Ее присутствия никто даже не замечал. Эти легкие шаги давали повод гордости разрастись сверх меры, но довольно скоро Кейти поняла, что баловство это может привести и к серьезным последствиям. Единственный раз ей случилось побывать в клинике душевно больных – согласилась составить невеселую компанию своей подруге, потому что надо было навестить ее родственницу. Тогда скорее из праздного любопытства Кейти попыталась заглянуть в сознание женщины. Голову точно изнутри обожгло огнем, и она «вылетела» из чужого сознания, ощущая сильнейшее головокружение, тошноту и головную боль. Она даже вскрикнула – так неприятно и жутко это было, вдобавок, пошла носом кровь. Так Кейти впервые столкнулась с тем, что сама для себя назвала «метальной защитой».
Это послужило толчком к дальнейшим упражнениям, куда более серьезным. Кейти пришлось изучить концентрацию мысли и внимания. Вместе с тем она натренировала в себе скрупулезность и терпеливость.

- С определенного времени ее «тренировочным полигоном» стал Макс, у которого Кейти беспощадно узнавала, на сколько банок пива муж ее обманул в своем ответе. Она также сочла нужным научить Макса ограждаться от проникновения в собственную память, иными словами, тренировала его ментальную оборону и упражнялась сама.

Негативные последствия:
- Телепатия в самом сильном своем проявлении, на какое только способна Кейти, требует от нее серьезных физических, но больше ментальных усилий. Бывали случаи, когда она оказывалась бессильна в попытке выудить нужную информацию. Провал в ее работе означает для Кейти сильнейшую тошноту, часто даже рвоту, мучительную головную боль и головокружения. Она может также потерять сознание. Чрезмерное перенапряжение способно также вызвать приступы временной слепоты или как минимум «слепые пятна», какие иногда возникают из-за повышенного давления. Также о перенапряжении телепата свидетельствует сильная слабость, нарушение координации. Возможен "сбой" и в памяти Кейти: последние события, случившиеся до неудачного "внедрения" в чужой разум, могут утратить свою действительную последовательность. Через некоторое время последовательность восстанавливается.

- Частая практика телепатии привела к тому, что Кейти пришлось привыкнуть и к частым мигреням, так что у нее всегда с собой сильные таблетки от головной боли.

Дополнительно:
- Прошла процедуру чипирования вместе с Картером.

- Благодаря телепатии и любви к мужу она, сконцентрировавшись, может чувствовать даже на большом расстоянии, жив он или нет. Чувство это смутное, нечеткое, но оно придает Кейти сил, ведь ни разу еще не было так, чтобы Кейти не чувствовала еле ощутимого отклика от Макса на свой тихий и осторожный зов.

- Раньше подобная связь у Кейти была и с сыном, но вполне естественно догадаться, что после смерти Джо струна эта лопнула навсегда.

О Б Щ А Я    И Н Ф О Р М А Ц И Я
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
<…> Своим рождением Кейти не прервала череду переездов семьи О’Донохью: через неделю семья переехала в новый дом, ведь расширение семьи требует расширения территории. Ее отец был родом из Ирландии, Дублин. Мать – из Бельгии. До момента знакомства они намотались по Европе, познакомились в Париже, пожили в Мюнхене, нередко путешествовали, потому как оба были охочи до незнакомых стран. На их счастливую молодость пришлась, пожалуй, самая мирная и беззаботная пора в истории человечества. Все дороги тогда были открыты для адвоката и психолога, но однажды сошлись в штате Техас, к которому Шон прикипел всей душой. Там они задумали свою единственную дочь, Кэтрин, и с радостью воплотили ее в жизнь, не ведая еще, какие непростые времена грядут, и как здорово им придется волноваться за малышку Кейти.
Она с детства была похожа на мать, и никак не на отца – рыжеволосого и светлоглазого ирландца, которого иной раз трудно было отличить от рэднеков, когда во время отпуска тот безнадежно обгорал на солнце. Кареглазая и темноволосая, Кейти с детства привыкла к жаркому климату, потому что иного не знала. Ей были незнакомы ирландские дожди, что начинались по десять раз на дню, и мягкое лето в Германии. На бледную кожу с боем ложился загар, но, кажется, самое последнее, что может волновать пятилетнего ребенка летом – обгоревшие плечи.
В самые юные свои годы Кейти была общительным и жизнерадостным ребенком. Семья была крепкая и здорово подпитывала в малышке уверенность в том, что мир прекрасен. У нее было много друзей, потому как в районе, где они жили, с детьми недостатка, к счастью, не было. Непосредственная и смешливая, Кейти интересовалась не только людьми, но любила животных безграничной детской любовью, потому семейство О’Донохью было частым гостем зоопарков. Кейти с восторгом отзывалась на предложение составить кому-нибудь компанию в выгуле собаки, а когда бывала в гостях у соседей, счастливо мучила их бедную кошку. Своих питомцев в доме не было, потому что у Шона на всю живность была чудовищная аллергия, которая в дальнейшем переросла в астму.
Животные, так или иначе, были спутниками Кейти на протяжении всей ее жизни. Они же стали косвенной причиной проявления ее способности, и вот как это происходило: Кейти исполнилось семь, когда у лучшей ее подруги Мэг умер пес Брэм. Этого спаниеля знала вся улица, с Брэмом выросли почти все маленькие дети. Пес любил всех, и каждому малышу заботливо облизывал нос при встрече. Для маленькой Мэг смерть Брэма стала первой в жизни большой трагедией, и девочка была безутешна. Кейти тогда целый день провела рядом с ней, плакала с подругой в унисон и пыталась утешить, как могла, хотя на душе у нее самой скребли кошки. Тогда-то, на исходе дня, случилось невероятное. Искренность, с которой Кейти желала, чтобы Мэг успокоилась и перестала плакать, странным образом обрела будто бы некую незримую форму и проникла в голову малышки Мэг. Девочка удивленно подняла голову и захлопала заплаканными глазами: что-то произошло, но она так и не поняла, что именно. Но ей стало вдруг спокойно: так она и сказала. Ей стало очень спокойно, будто Кейти в ее голове попросила ее успокоиться, потому что Брэм непременно счастлив сейчас и все равно рядом – не нужно так по нему плакать. Мэг сказала, что она поверила и почему-то успокоилась, но так это странно… Не поняла случившегося и Кейти, но заподозрила что-то, о чем не имела ни малейшего представления.
Дома она рассказала об этом родителям, однако ни мама, ни папа не смогли на тот момент дать ей вразумительного ответа. Они сказали лишь, что лучший друг на то и лучший, чтобы в самую трудную минуту правильно поддержать товарища.

<…> На будущий год О’Донохью переехали в Южную Каролину. Первый в своей жизни переезд Кейти восприняла очень непросто, она тосковала по друзьям, какое-то время наотрез отказывалась общаться с другими ребятами. Начало школьного года вынудило маленького бунтаря изменить своим принципам, и постепенно Кейти влилась в новый коллектив. Но спустя два года О’Донохью снова съехали, потому что Шону предложили новое место работы. Семья собрала вещи и рванула в западную часть страны. А через несколько лет они снова сменили место жительства. К тому моменту Кейти замкнулась в себе окончательно, потому как считала дружбу важным трудом. И она вкалывала в ускоренном режиме, все время считая, что у нее нет должного времени, чтобы ужиться с новыми людьми и прирасти к ним. Она думала так и была права, потому что О’Донохью переезжали, и ставшие близкими Кейти люди снова оказывались в прошлом. Телефонные звонки и социальные сети не могли заменить ей живого общения.
Замкнутость укрепилась в ней после того, как в 13 лет на девушку напали уличные грабители. Они не причинили ей вреда, но чертовски напугали. Напугали до такой степени, что Кейти в тот момент не смогла даже применить свои способности, чтобы заставить их уйти прочь. Родители ее были в шоке, а Кейти, впервые почувствовав, как она беспомощна, задумала пройти курсы самообороны. Важно было в этом мире уметь постоять за себя. Она освоила необходимые приемы и совсем отгородилась от мира. Эмоции ее выражались теперь посредством черной одежды и цепей, которыми она немного старомодно увешивалась. Темные волосы свои выкрасила в жгуче-черный, исколола себе все уши, бровь, губу, сменила свои музыкальные предпочтения, погрузилась в мир перегруженных гитар, карданной дроби и истошных воплей, которыми изводила своего отца. Он все грозил ей магнитом, чтобы собрать все пирсинги и выкинуть их к чертям собачьим.
Жажда общения выплеснулась на животных, которых Кейти любила всю свою жизнь. Потому с некоторых пор, где бы О’Донохью ни жили, она находила приюты и работала в них волонтером, убивала все свое свободное время в приютских стенах со щенками, котятами и другой живностью. Дома ее почти не видели, и Кейти не хотелось видеть родителей больше положенного: она затаила на них большую обиду.

<…> Новость об очередном переезде в Нью-Йорк она приняла молча, пожала плечами и ушла собирать вещи. Мысль о том, что в Нью-Йорке наверняка будут приюты для бездомных животных согревала, и этот свой переезд Кейти пережила гораздо легче всех предыдущих. В школе ей предстоял последний год обучения, и О’Донохью точно знала, что непременно станет ветеринаром. Никаких больше юристов, никаких чертовых психологов. Ветеринар.
Только с этой целью Кейти и посещала занятия в школе. Она не заводила особо тесных знакомств ни с кем из однокашников. К счастью, что на ее внешний вид в этой школе никто не обращал внимания, а относиться к себе с насмешкой или пренебрежением Кейти не позволяла. Держала дистанцию и сторонилась всяческих массовых сборищ. Она бы и с Максом не познакомилась из-за этой своей привычки, но их спас случай: Макс выгуливал дога. Почему-то, пес почуял в Кейти подозрительное лицо и облаял ее, обожавшую собак. И Кейти огрызнулась поначалу на хозяина, но уже через несколько минут счастливо разглядывала невероятного пса и пожимала тяжелую крепкую лапу.
Макс вначале показался ей слишком уж крутым персонажем, на кого можно и стоило положить глаз. Он, естественно, играл в школьной футбольной команде и подавал большие надежды. Вот только взял он Кейти совсем не этим: просто Макс любил собак. На этой почве… Просто поразительно, как ловко они сошлись на этой почве! Кейти и заметить не успела, что не одна любовь к собакам сближала их: они дышали одним воздухом. Общих интересов было много, они вылились в первую безумную ее влюбленность и вытянули Кейти из былого затворничества. Макс тащил ее на поверхность, вытягивал из раковины, как улитку, вел к людям, и Кейти поддавалась крепкой мужской руке. К тому же, всегда рука эта всегда была горячей – обычная температура тела Макса была выше нормы - и согревала порой самую душу.

<…>До замужества у нее был Картер, в совершенно особые моменты - Макс. После замужества у нее был родной и верный Макс, и в совершенно особые моменты, когда назревала ссора, появлялся Картер. Причудливая перестановка, но она Кейти всегда очень нравилась.
Никогда прежде она не чувствовала себя настолько свободной и самостоятельной, какой была, нося фамилию Картер. Неожиданно для самой себя Кейти оказалась ревностной хранительницей домашнего очага, держала дом в порядке и так, чтобы, зайдя в него раз, уже не хотелось его покинуть. Политикой Кейти никогда особенно не интересовалась, более того, не любила ее, потому после замужества полностью сконцентрировалась на семье. Она была спокойна, может, даже несколько пассивна, когда в семье царили мир и лад, но превращалась в фурию, когда что-то начинало этому препятствовать. Иногда даже винила себя в эгоизме довольной жизнью жены: порой думалось, что ситуация в мире может быть какой угодно, но у Картеров все должно быть хорошо. Оно, может, так и было бы где-нибудь в параллельной вселенной, но у Картеров во вселенной этой быть счастливыми не получилось. Как не получилось им быть в стороне от происходящих в мире перемен.
Они потеряли сына, и довольно скоро, практически без возможности сделать вдох, у Кейти отняли Макса. Все равно, что выбить почву из-под ног – так она себя чувствовала. Сучила в воздухе ногами, как младенец или как идиот, что прыгнул с моста и понял, что выход в другой стороне.
Разлука с мужем стала для Кейти одним из самых безумных поступков в ее жизни. Это случилось в день, когда в их обветшалый после трагедии дом пришли с целью завербовать в вигиланты, потому как на тот момент они оккупировали штат. Их появление, знала Кейти, непременно станет недобрым для Макса. Быть беде – она чувствовала это безо всяких сверхспособностей. Тогда Кейти, ведомая страхом, торопливо спрятала мужа, телепатически его убедив в правильности своих действий. Она же успокаивала его и сдерживала, как только могла, хотя и не просто сдержать было зверя, каким он тогда ей показался. Вселяла в него уверенность в том, что все у них будет хорошо ровно до той минуты, пока не повернула дверную ручку. На том ментальная связь оборвалась, как и всякая другая.
Кейти встретила вербовщиков не как перепуганная овечка, но как мать, потерявшая своего ребенка. В той сцене не было места страху – не пришлось даже устраивать спектакля. Достаточно было выпустить на волю то чувство пустоты, которое снедало ее каждый день. Она сказала… Тогда она сказала, что с мужем больше не живет, что они давно уже разбежались, что он не уследил за сыном. Не уследил, да. И нет, ничего больше не осталось у них общего с этим человеком.  Потом сказала, что мир, за который сражаются вигиланты – это мир, о котором мечтает и она сама. Что она - телепат, и телепат сильный – она может помочь им, ведь наверняка телепат сможет сгодиться? Что раз уж сына у нее не осталось, так пусть будет надежда на новый мир, в котором будут еще счастливые люди. Кто бы еще поверил этим словам…
Ее приняли только из-за этой способности и поначалу относились с большим недоверием: Кейти выглядела подозрительно из-за своей замкнутости, она мало общалась с товарищами и выглядела несколько отстраненной. Однако проявляла тщание во время допросов и на деле доказала свою пользу, забиралась в голову все равно что вода в тонкую щель. Она не вела себя как ярая фанатичка, но ни разу за все время деятельности в штабе вигилантов не проявила и скепсиса по отношению к политике оных. Как солдат она строго выполняла приказы и не переходила черту. Такая репутация на настоящий момент за ней и закрепилась.

<…> Сейчас Кейти по-прежнему живет в доме Картеров в Детройте. Внутреннее убранство в доме с момента ее разлуки с Максом изменилось, стало куда более аскетичным. Нет ни фотографий, ни сувениров, в комнатах стоят полупустые шкафы, на полках выстроились рядами одни только книги. В целом дом выглядит заброшенным.
Кейти все еще работает ветеринаром. В любое время она может получить звонок, после которого через некоторое время к месту ее нахождения подъезжает машина, и Кейти отправляется проводить допрос. Ко всему этому она уже привыкла, но в глубине души ждет, когда все это поменяется одним, несомненно, прекрасным днем, когда она сможет увидеть, наконец, своего мужа.

З  А  К  Л  Ю  Ч  Е  Н  И  Е
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●

» ДОПОЛНЕНИЯ - Курит. Много. - Имеет степень бакалавра ветеринарной медицины, до службы в штабе вигилантов работала ветеринаром в клинике неподалеку от дома Картеров. - Она попала в ряды вигилантов ради спасения своего мужа. Это означает, что ее лояльность к вигилантам – лояльность до тех пор, пока Макс не вытащит ее оттуда. Каждый свой день Кейти ждет, когда это случится, но никоим образом не подает вида. Эта надежда запрятана в глубинах ее сознания, и дорогу туда проложить сможет далеко не каждый телепат. И она делает все, чтобы никому не пришло в голову туда полезть. - О прошлом говорит неохотно, сухо и предельно кратко, отрезая дальнейшие попытки затрагивать эту тему. Иногда ей снится, как муж обнимает ее со спины, и она видит на своем животе его руки. Сын не снится никогда. Кейти неожиданно терпелива и очень вынослива. Как сом, она долгое время  может таиться в иле, умеет быть неприметной и какой-то само собой разумеющейся что ли. Не привлекает к себе лишнего внимания. - Страшный однолюб – из тех, кто даже в случае смерти любимого человека будет верен прошлому и не пойдет искать утешения у другого плеча. - Ей до сих пор чудовищно стыдно за те слова, которые она сказа про Макса вербовщикам. За это Кейти никогда себя не простит. - Прошла курс самообороны и с того времени обзавелась еще несколькими приемами. » КАК НАС НАШЛИ Сидя на другой ролевой, ткнула на баннер в ленте партнеров

» СВЯЗЬ Скайп имеется: alisbones. Желательно перед принятием такого решения чиркнуть в личку, ибо временами скайп включать просто не хватает памяти. » ПЛАНЫ Возможно, на первых порах без привычной волшебной палочки я бы рванула куда-то в личные квесты, но в перспективе разжиться несколькими общими квестами было бы как минимум почетно. Что до ухода персонажа – к Максу, пожалуйста. Муж все знает, он все уже решил)

[ п р и м е р    п о с т а ]

Яд, которым отравили Абби, проникал в кровь торопливо, поражал легкие, вызывая затрудненное дыхание. Характеризовался также параличем, но к моменту агонии - характерными судорогами, из-за чего в волшебном мире яд этот прозвали «черной тарантеллой». Отравленный человек начинал лихо дрыгать ногами, не в состоянии пошевелить другими частями тела, у него лопались сосуды белков глаз, поражалась сетчатка, а язык вываливался и чернел. При вскрытии отравленного «черной тарантеллой» человека обнаруживались также почерневшие внутренние органы – отсюда приписанный «тарантелле» цвет. Загустевшая кровь застревала в венах и походила на желе – это была страшная смерть, и ее нельзя было заметить. «Черную тарантеллу» очень сложно было достать, приготовление этого яда занимало долгое время и требовало от зельевара невероятных усилий, выдержки и терпения, а также риска – но любой убийца скажет вам, что целое состояние, выплаченное за это смертоносное сокровище, будет стоить того. Для самых ненавистных врагов, кого можно удостоить такой честью, изготовлялось это страшное зелье, затем обращалось в порошок, который растворялся в жидкости или в пище, не имел ни привкуса, ни цвета, ни запаха – невидимая смерть.
Она текла по венам Абби, пока волшебник лежал без сознания и с трудом мог дышать. Ему оставался бы час – долгий, тяжелый и мучительный час, который завершился бы чудовищной агонией. Помощь британскому шпиону пришла с той стороны, откуда ее никак нельзя было ждать – его жизнь спас враг. Араб, который прежде выкручивал ему суставы и заклинаниями погружал в невыносимую боль. Теперь его смуглые пальцы с силой затолкали в пересохшее горло Абби безоар, и маленький комочек, некогда бывший в желудке какой-нибудь козы, взялся за работу. Боролся с сильным токсинами, снижая их смертельное воздействие постепенно, но наверняка. К сожалению, безоар не мог совладать с «черной тарантеллой» от и до, требовалось серьезное лечение. Но жизнь Абби этот конкремент вытянул. И бездыханный, Абби выжил благодаря расторопности своего арабского недруга.
Он находился в той неопознанной плоскости, где кругом незаметна была даже темнота, и повсюду не было звуков, времени, мыслей и слов. Потому Абби не слышал, что говорил ему араб по имени Али, мертвым грузом лежал на полу своей темницы, пока над ним колдовали, обращая в труп. Обморок увел Абби от лишних вопросов о мотивах действия этого восточного человека. Он, к счастью, не видел и не знал, как к нему зашел молоденький араб, как брезгливо посмотрел на посиневшего Абби, а затем леветировал его в трупную яму, как кучу драконьего навоза. Длинные ноги и руки этого сильного некогда британца болтались тогда в воздухе, точно конечности тряпичной куклы. Вот он, наконец, оказался на улице, но совсем не так, как мечтал: ветер живо растрепал его отросшие и спутанные волосы, выпачкал пылью еще сильнее, жаром опалил неживое и исхудавшее лицо, песком засыпал трещины на белых губах, застрял в ресницах. Араб бросил Абби в яму, совсем не беспокоясь о том, что тот мог повредить голову – трупы не чувствуют боли, с ними можно делать все, что угодно.
Песок, на который упал Абби, был грязным, и от него исходил трупный смрад. Кровь давно уже выкрасила его в бурый цвет, и Абби лежал на нем бледным пятном. Он уже был мертвецом, но жизнь в теле все еще теплилась – безоар трудился с той кропотливостью, с какой муравьи проводят сутки напролет в своей работе. Дыхание Абби было настолько слабым, что даже ноздри прямого носа оставались неподвижны на вдохе и выдохе. Сердце билось медленно, едва прослушивалось, и все же, в тем теплилась слабая жизнь.
Время не шло быстрее, но не тянулось оно и медленнее обычного – в мире все было как прежде. Раскаленное добела солнце медленно катилось по своей дуге, и не было никакой ладьи, никакого Ра. Песок нагревался, отдавал жар воздуху, который начинал дрожать от высокой температуры. Днем стояло привычное марево для этих мест, и солнечные лучи беспощадно жгли потускневшую кожу британца.
Спустя несколько часов в яму бросили сбросили еще одно тело. Труп был настоящим. Глаза у человека были открыты, и на них быстро налип песок. Пустой взгляд, разинутый рот с поехавшей в бок челюстью. Он был куда более тощим, чем Абби, был и ниже ростом, и тело его сплошь было в порезах и синяках. Вокруг разбитой скулы запеклась и почернела кровь. Его бросили поверх Абби, но волшебник даже не почувствовал тяжести. Лишь в какой-то момент сознание в нем проклюнулось, дрогнули веки, дрогнули крылья носа в попытке ухватить воздух. Воздух был таким горячим, что обжег ему горло, и запах был до того тлетворным, что волшебник снова отключился. Он решил, что умер и уже лежал в каком-то аду, не иначе.
Солнце проделало большую часть своего пути по дуге, когда за Абби вернулся Али. Он вытянул волшебника из ямы. Кругом стояла жаркая тишина, лишь шелестел песок и тяжело сопел самый живой человек. Он поместит трансфигурированный камень в яму, подменяя им Абби, и сознательно, должно быть, шел на этот роковой обман. Ведь цепочку следов, ведущих к Али, проследить при случае было бы очень легко. И что чувствовал в этот момент бедный араб, когда бросал одних, но и к другим не перебегал так же? Он стоял на распутье, принимая самые непростые в своей жизни решения, и Абби ничем не мог ему помочь. Не мог даже растравить в нем злобу каким-нибудь обидным и правдивым комментарием.
Аппарация привела волшебников в дом Али, в комнату, обставленную по-спартански строго и просто. И все же, подобная простота невольно указывала на то, что комната эта принадлежит миру Востока. Там Абби впервые смог открыть глаза. В полумраке глаза его беспорядочно скользили по стенам, потолку и скромному убранству комнаты. Он смотрел даже на Али, но не узнавал его. Все было словно в тумане ,и звуки доносились откуда-то издалека. Очень болела грудная клетка, а в легких точно засели иголки. Он не мог пошевелить даже рукой – таким слабым сделалось его тело.
Али возился в зельями, и лицо его было хмурым. Пузырек за пузырьком он вливал целебные настойки в Абби, и тот с трудом глотал жидкость. Позже, когда на дворе стояла черная ночь, он молча и осторожно кормил своего пленника, видел, как Абби пытается жевать, но челюсти его не слушаются. Время от времени на британца нападал тремор, от озноба прошибало холодным потом. С помощью настоек организм начинал борьбу с ядом, который все еще сидел в теле. Простыни взмокли от пота, а подушка посерела от пыли, которую волшебник принес в своих волосах.
Съеденным его стошнило через некоторое время, потом, изнуренный, он провалился в сон и спал неподвижно много часов подряд. Лишь иногда по его телу пробегала волна дрожи, потому что Абби снилось что-то, мозги его начинали работать в привычном режиме и во снах толкали сумбурные и жуткие картины недавнего прошлого. Ему снилась и худая волшебница, на чьем лице большие блестели темные глаза, и цепи, в которые закованы были руки. Ему снилось, как было мучительно больно, и как нельзя было ничего выдавать, как надо было терпеть и терпеть. Не было в памяти ни дома, ни родных и близких лиц – все это сейчас казалось вымыслом.
Когда в очередной раз во сне на Абби наслали Круциатус, волшебник проснулся. Он застал себя напряженным и скорчившимся в нелепой какой-то позе. Одеяло лежало на полу, и он мог, наконец, увидеть свое тощее и грязное тело в дневном свете. Сердце колотилось, будто у загнанного зверя. Резко вертя головой, Абби оглядывался, как дикая птица. Комнату видел словно впервые – он не помнил ее с ночи. Все кругом было чужим и выглядело враждебным. Даже кровать, на которой он лежал, таила в себе опасность в глазах Абби. Охваченный порывом паники, он попытался слезть с нее, но тело совсем его не слушалось. От отчаяния волшебник глухо застонал, а потом прислушался к своему тяжелому и хриплому дыханию, какое бывало еще у астматиков в худшие времена, снова лег и закрыл глаза, чувствуя их сухость.
- Великий Мерлин, - выдохнул он, с трудом шевеля губами.
Нельзя было вообразить себе более беспомощного состояния: он, кажется, впервые за все время был свободен и мог бежать отсюда прочь: тишина в доме говорила о том, что кроме Абби никого здесь не было. Но он не мог даже встать. Снова из груди его вырвалось сдавленное рычание. Потом где-то хлопнула дверь, и волшебник мгновенно собрался, обратился в слух. Шаги звучали громче, и вот, наконец, он увидел хозяина дома.
- Ты, - обличительно просипел Абби, уже даже не пытаясь изобразить агрессию – ничего в нем больше не осталось.
Али выглядел уставшим. Даже затуманенным своим разумом Абби понимал, что араб провел непростую ночь, которая вытянула из него много сил. И все же, он мог ходить, мог говорить, и реакция его по-прежнему, вероятно, была быстрой. Он дал Абби зелье, которое тот поднес к себе дрожащей рукой и выпил, доверяя Али от безысходности: ведь если все еще араб не позволил ему умереть, то едва ли допустит это теперь.
Когда пустой пузырек опустился на прикроватную тумбочку, Абби снова обратился к волшебнику:
- Это твой конец в СВА, - сказал он.
Никаких слов благодарности Абби говорить не собирался. Случившееся было лишь выбором самого араба. Решение это не было принято из благородных порывов, оно не стремилось продемонстрировать Абби всю широту арабской души. Спасение не отменяло всего, что Али сделал с Абби прежде, никак не обеляло его в глазах шпиона, не облегчало вины, которую британец возлагал на смуглые плечи.
Возможно, не было необходимости произносить это вслух: Али куда как лучше знал, чем грозил ему подобный поступок, потому, кажется, он никак не отреагировал на сказанное Абби. Информация, с которой он пришел, означала гарантированное возвращение Абби домой. И мысль эта… Он просто молча вырвал из крепкой руки портсигар и вцепился в него мертвой хваткой. Мысль о доме – у Абби задрожало все тело, а губы скривились в улыбке. В эту самую минуту лишь к нему вернулись все позабытые лица, всеми они уже махали ему рукой, все они были ему рады – никто не плакал, в глазах не было страха. Сжимая портсигар, он возвращался домой так привычно, как в среду вечером из Министерства Магии. В голубых глазах засветилась жизнь, и он взглянул на Али.
- Я найду тебя, - сказал он. – Если выживешь.
Удивительно, как маленькая вещица может служить источником невероятной силы для организма. Портсигар был нитью, которая вновь связывала Абби с домом, а ничто другое, кроме родного дома не питало этого волшебника так щедро. Потому он нашел в себе силы сесть на кровати, согнул длинные ноги в коленях, а поверх них уложил локти.
- Какой сегодня день и месяц? Сколько я пролежал и как сюда попал?
Портсигар нагрелся в его ладони и дрожал вместе со слабой рукой. Абби вертел головой в поисках часов, и когда увидел время, то выдохнул с позабытым спокойствием: как приятно было знать хоть что-нибудь.
- У нас есть еще время, чтобы ты мне все это рассказал. Какой яд мне скормили? Я должен все это знать, чтобы в Англии дать подробный отчет колкомедикам.