http://sf.uploads.ru/rmsHv.gif
Dan Stevens

http://images.vfl.ru/ii/1462377426/b5effe1b/12543388.png

ПОЛНОЕ ИМЯ
Kieran August Möbius
Киран Август Мёбиус Кир

ЗАНЯТОСТЬ
рипер

ДАТА РОЖДЕНИЯ; ВОЗРАСТ
29 октября 2015 г. 34 года.

ЛОЯЛЬНОСТЬ
риперы

МЕСТО РОЖДЕНИЯ/МЕСТО ПРОЖИВАНИЯ
Ирландия / Цюрих и Трансильвания попеременно.

http://images.vfl.ru/ii/1462377426/b5effe1b/12543388.png

СПОСОБНОСТЬ:

НАВЫКИ И ЗНАНИЯ:

Электрогенез генерирование высоких разрядов и управление ими.
● Способность кроется в электролитической особенности организма Ки. Он способен генерировать электрические импульсы, колоссально превышающие нормальные, генерируемые в организме неносителя во время, например, отмирания клетки.
● Создает вокруг себя электрическое поле различной степени напряженности и потенциала, воздействует также на другие электрические поля, находящиеся в радиусе  15-20 метров, может вызывать особенно сильные в них возмущения. Воздействует на электропроводимость живых и неживых объектов, через которые способен пропускать электрические заряды необходимой мощности.
● Генерирует различные виды молний, особенно любит шаровые и ленточные.
● Отличается высоким уровнем контроля собственной способности. Без особенных усилий генерирует молнии, мощностью не уступающие природным.
● В  исключительных случаях способность приобретала стихийный характер и отзывалась на эмоциональное состояние Кирана.

● После первой активации способности приобрел электролитный дисбаланс: переизбыток натрия в крови и гипокалиемия. Отсюда, если Ки перестарается, то он, конечно, скажет, что ему стало хорошо. Но на самом деле почувствует слабость, иногда очень сильную, валящую с ног, аритмию и судороги в ногах, а также раздражительность, подергивание мышц и сильную жажду. Но никакой головной боли или тошноты. Да и внешне Ки будет выглядеть свежее обычного. Потому что не понимает, что чрезмерное использование электрогенеза до добра не доведет, а Ки привык часто пользоваться своей способностью.
● Из-за своей способности у самого Ки к молниям «иммунитет».

- здоровенная пачка навыков, полученных в трансильванском штабе с борьбой, стрельбой, физической и психологической подготовкой etc.
- знает: латынь, древнегреческий, ирландский. свободно изъясняется на: английском, немецком, французском, испанском, итальянском, арабском и иврите, а также норвежском. Удовлетворительно - на японском.
- Водит как скотина, но без необходимости никого еще не убил, сидя за рулем.
- Предпочитает работать ночью.
- Большой любитель старой музыки 80-х.

http://images.vfl.ru/ii/1462377426/b5effe1b/12543388.png

ОБЩАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Если бы в клубе анонимных трудоголиков его попросили рассказать о себе своей семье, Ки бросил бы в этого энтузиаста толстым фолиантом, в котором все о нем и его семье давно уже расписано. А потом бы этого энтузиаста убил. А после вырезал и остальной клуб анонимных трудоголиков, забрал книгу и ушел за гонораром. Потому что клуб анонимных трудоголиков ему заказали зачистить.
***
Итак,
Должно быть, почетно родиться в семье с большой историей и состоянием. В одной из тех, о которых в своих кругах отзываются с уважением или страхом, с завистью  или горделивой усмешкой. Пожалуй, почетно с первого же крика принять и носить до конца своих дней ту самую фамилию, за которой та самая большая история скрывается, разве нет? В действительности оказывается, что это не столько почетно, сколько ответственно. А вот потом уже почетно.
Своим рождением в семье Мёбиусов Ки подписался под дальнейшей судьбой, от которой он не смог бы уйти, окажись даже девочкой. Малышом был крепким, здоровым и крикливым сыном ирландки и австрийца. С детства слушал английскую и немецкую речь, в которой какое-то время счастливо ничего не понимал. Это вовсе не означает, что во времена младенческой беспечности он что-то пропустил – та же самая информация сопровождала его в два, четыре, семь, двадцать лет – она потом разве что по венам не текла. Ночами снилась сотни раз.
Говорят, Ки был очаровательным малышом, но родители к нему так никогда не относились.  Не относились и как к будущему наследнику: у рипера нет гарантий, что он доживет до момента, когда придется что-нибудь наследовать. Тем не менее, за сдержанностью и строгостью угадывалась родительская чудаковая любовь и привязанность.
Ки относительно недолго был единственным или, точнее сказать, одиноким ребенком в семье. Ему исполнилось всего два года, когда появился младший брат. С той поры жизнь у Ки началась счастливая. Старшие Мёбиусы ожидали, что братья будут часто ругаться, ссориться и драться друг с другом, как это случается нередко. Однако вышло наоборот: в детстве эти двое жили душа в душу, и не было случая, чтобы хоть однажды Ки не вступился за брата или не прикрыл его неудачный детский прокол. Хазе всегда объедался двойной порцией сладостей, потому что слишком мило делал бровки домиком, чем здорово веселил Ки и вызывал у того приступы невиданной щедрости. В их распоряжении был батальон игрушек, из-за которых карапузы-Мёбиусы не имели привычки ссориться. Вместо драк они счастливо кусались до синяков. (Отсюда пошло «Щас укушу, Мёбиус»)
В шесть лет Ки стали собирать в Трансильванию, в штаб риперов. Его наставником стала мать, к ней Ки всегда привязан был ощутимо больше, чем к отцу (а отсюда – «Маменькин сынок»). Отъезд - событие, к которому Ки готовили столько, сколько он вообще себя помнил, но так и не мог понять толком его сути. Отъезда боялся, а сцена расставания с Хазе еще много раз снилась ему в детских кошмарах. Он полагал, что своим отъездом брата предал, и не верил до конца тому, что упрямо разъяснял ему отец.
Первые два года Ки проходил обучение вместе с другими учениками-одногодками, отца видел не так часто, мать и того реже – она много времени проводила с маленьким Хазе и в штаб перебралась окончательно только вместе с сыном. По брату Ки скучал чудовищно, но знал, что показывать этого нельзя: в Трансильвании, сказал ему отец, можно быть только сильным. А после при каждой встрече он не забывал напоминать о том, как важно Ки учиться безупречно, что необходима всецелая самоотдача. Он рассказывал о том, как Ки повезло родиться в такой семье, порядки в которой он должен чтить особенно. Его семья – семья основателей организации, которой он посвятит всю свою жизнь. С каждым таким повтором слова эти все меньше походили на бессмысленную чепуху, повисшую в воздухе. Со временем они стали тем скелетом, на который наросло все мировоззрение старшего из детей Августа Мёбиуса.
К счастью, время без щекастого мальчугана, к которому Ки так прикипел, полетело быстро, потому что полно было учебы и труда. В семь у Ки проявилась способность. Этот дебют отправил в больничное крыло большую часть класса, включая пожилого рипера в отставке, который читал курс истории Европы. Никакого нагоняя, как думал Ки, за столь неудачным проявлением способности не последовало. К тому же, позже он узнал, что нередки были случаи, когда электрогенез проявлялся без особенной деликатности. В дальнейшем, как и у многих людей, обладающих данной способностью, большая часть тренировок Ки заключалась в обладании контролем над электрогенезом, а также в способности генерировать различные виды молний. Дело это заключалось не столько в концентрации, сколько в усидчивости и постоянной, кропотливой практике, а что ни говори, но усидчивости пришлось научиться всем ученикам и теням, обитающим в штабе жнецов.
Однажды отец привел его в свой кабинет – просторное помещение, которое через несколько лет станет для Ки знакомым до тошноты. Пока он заканчивал телефонный разговор, Ки обнаружил на его широком письменном столе пистолет и взял его. Направил на окно и прицелился, зажмуривая один глаз. Он не заметил, как отец успел встать у него за спиной, потом обхватил детскую руку и нажал на курок. Оглушительный выстрел прогремел в кабинете. Ки побледнел и замер от испуга. Отец удивился:
- Что не так? Если взял руки пистолет, будь готов из него выстрелить. А за то, что взял чужую вещь без спроса, будешь наказан. <…>

<…> Наконец, второй год разлуки с братом подходил к концу. Появления Хазе Ки ждал, больше, чем некогда люди ждали Рождество. Два дня до долгожданной встречи с младшим братом тянулись для него вечность. Но вот час икс настал, и в момент, когда Ки бросился Хазе навстречу, он вдруг понял, что брат его не узнает. Собственно говоря, вместо того, чтобы ответно обнять старшего брата, Хазе укусил наглеца. Ки ошалело опустил руки и мстительно цапнул брата в ответ. Вот тогда все встало на рельсы и покатилось.
Преград эти двое не видели, а каждодневный пример взаимопомощи, который они подавали другим ребятам, можно было смело называть хрестоматийным, но по сути – естественным. Никто из них двоих никогда не задумывался, почему так получалось, и почему, когда один из двух оступался, то всегда рядом оказывалась рука другого. Когда-нибудь потом хватка одной из рук будет стальной.
Ошибочно думать, что все буйство переходного возраста эти двое прожили беззаботно и мирно. Пока играли гормоны, между ними регулярно завязывались те драки, которых родители от них ожидали в раннем детстве. Только в штабе риперов даже шуточные драки не были такими уж безопасными. Электрические разряды искрились в воздухе, ловкий Хазе только и успевал перемещаться, а потом они мутузили друг друга кулаками и всем, чем подвернется под руку. После устало и довольно разбредались по своим наставникам. Хазе шел к отцу, Ки – к матери.
Ирландка Шеннон за время обучения вложила в голову Ки большую часть того, что в ней есть сейчас, и за долгие годы он привязался к ней по-настоящему, по-сыновьему, хотя никогда не получал от нее той любви, которую принято понимать под материнской. Зато она приучила Ки к католической вере, которая так же вносила некий порядок в его голову, которая и без того всегда стремилась все упорядочить. Это была не та вера, которую знали люди в начале XXI века, и то, что Ки под ней понимал и понимает – лишь формальность, может, даже фарс. Метафизические россказни Ки никогда не нравились, но ему нравилась привязанность к символике. Нравилось, что перед ответственным делом мать зажмуривала глаза, подносила простой деревянный крест к губам, выдыхала… и все у нее получалось. Она научила его нескольким молитвам, которые Ки никогда не читал, но всегда помнил. Католическая вера стала ему главной памятью о матери, и крест тот он тоже всегда носит с собой.
Молодость была буйной, лихой и, к счастью, не ограничивалась одной только учебой. Родители-наставники временами выдергивали сыновей на светские рауты, мальчики веселились, однако даже такие короткие каникулы не означали, что молодым Мёбиусам удавалось хоть на немного побыть по ту сторону забора, за которым они росли с детства. Риперы обеспечивали подрастающее поколение грамотной изоляцией, которая позволяла всем учащимся быть в курсе происходящего в мире, но не принимать ни одной стороны.
Вместе с этой объективностью Ки с годами воспылал ожидаемой фанатичной преданностью к организации, поскольку человеку так или иначе важно придерживаться хоть какого-нибудь течения, а у риперов была целая флотилия для того, чтобы следовали по течению организации. К двадцати пяти годам Ки фактически стал рипером в своем мировоззрении и говорил так, как должен был говорить к этому моменту, как ожидалось. Не понаслышке был знаком со смертью – он стал свидетелем нескольких несчастных случаев, которые произошли в штабе во время обучения, видел неудачные поединки с наставниками, и к тому моменту сам неоднократно избивал соперников в тренировочном бою. Вид крови его не пугал. Как и многие ученики его возраста, Ки относился к ней, как к необходимой составляющей работы. Он, пожалуй, был готов и в глубине души хотел бросить вызов матери, но не спешил. Привязанность к ней, как к наставнику, у кого всегда был мудрый совет и справедливый урок, кажется, на все случаи жизни, не позволяла Ки поставить точку в обучении. К тому же, повзрослев, он начал принимать непосредственное участие в жизни Möbius inc., и неоднократно дела компании останавливали его от столь серьезного шага.
Вряд ли кто-нибудь догадывался о том, что Ки хитрил. В конце концов, его мать была сильнейшим противников в бою… Но Ки хитрил. Он ловил отцовский взгляд неодобрения, точно так от него не укрывалась и грустная насмешка от матери. Но никто не понимал его лучше, чем брат. Пожалуй, на этой почве они достаточно и посмеялись, и подрались и погрустили. В конечном итоге все свелось к простому:
- Не сможешь..?
- Нет.
- Твою мать.
- Именно, Хазе. <…>

<…> Поединок Адама Эберкромби и Августа Мёбиуса оказался неожиданностью и задел сразу всех Мёбиусов… кроме самого Августа. Казалось, его ничуть не удивило происходящее. Но Ки видел, как тщательно скрывала свой страх мать, выдавала за легкую нервозность, которой охвачены были остальные члены отряда 14-ти. Хазе переживал, кажется, больше всех. Его Ки старался не выпускать из виду, опасаясь, что может случиться непредвиденное.
Хазе не походил на себя все время, которое длился поединок. Ки с закрытыми глазами это чувствовал, был начеку, и не раз в тот момент по рукам его пробегала искра. Мать, наверное, тоже пыталась применить к Хазе дар убеждения, но и сама она была на тот момент далеко не в лучшей форме. И снова спокойнее и сосредоточеннее всех был Август. Эберкромби был чертовски хорош, но он был молод и полон сил. Отец Ки и Хазе дрался как матерый лев, был грациозен и быстр, удар наносил с той оттяжкой, с какой играют стародавний блюз. В поединке все было превосходно, кроме его конца. Они застыли, все трое. Мать до боли сжала крест в руке, Ки пораженно схватился за голову и так замер. Хазе…
Хазе спустя месяцы смотрел на брата с арены точно так, как на них прежде смотрел Адам. Ки стоял на том же месте, вот только в прошлый раз, когда Ки, потерявший отца, считал, что все было справедливо, и отец умер достойно. Ки не говорил об этом Хазе, и не нужно было говорить – голову брата Хазе и так знал слишком хорошо, порой даже лучше, чем свою собственную. Но теперь Ки не мог отделаться от чувства, что ему отрубили ногу.
- Ты…
- Нормально. В порядке. Нет. Я как кусок дерьма. Плохо. <…>

<…> С минуты, как Хазе дал клятву рипера, на его плечи легла огромная ответственность. Это событие также стало для Ки последней каплей терпения. Ему необходимо было находиться рядом с братом, а это значит, следовало устроить поединок, который откладывался непростительно долго. В самое ближайшее время Ки, ставший тенью, вызвал одного из риперов на поединок и успешно его одолел. Его собственный обряд принятия был еще менее пафосным, чем все остальные: клятву от него принимал его младший брат, тщательно стараясь не расхохотаться. Адам стоял рядом. После того, как Хазе вручил Ки футболку и кружку, он потряс флешкой с фотоальбомом и добавил:
- Я ржал до слез с этого «альбома». Сделал себе копию.
- Скотина. <…>

<…> На данный момент у Ки нет ученика, и уже дважды ему бросали вызов тени. Дважды Ки собственноручно убивал окрепших бойцов, подающих большие надежды, и дважды вынужден был после отвечать на вопросы других юных учеников лишь скупым: «Если проиграл, значит, был слаб и недостоин». Он также приходится мужем некой Лиз Сомерсет, с которой растит маленькую дочку. 
***

Поведение Ки такое же разное, как и у любого человека, потому что не бывает так, чтобы всегда и со всеми человек был одинаков. Для того чтобы представить примерную картину поведения Ки, стоит увидеть его в трех разных средах обитания.
Ки-рипер:
Как представитель семьи, основавшей организацию риперов, Ки не только чтит все установленные правила и порядки в организации, но также с особенным почтением и гордостью носит свою фамилию и более чем заинтересован в том, чтобы в последующих поколениях риперов члены семьи Мёбиусов по-прежнему оставались в почете и по возможности являлись лидерами отряда 14-ти. В штабе представляет собой некое подобие инквизиции – больше других следит за тем, чтобы ученики жили строго в соответствии с правилами, которым их обучают. От него нагоняй получают больше других.
Относится к смертям, которые случаются во время обучения будущих риперов, как к событиям естественным в среде будущих профессиональных наемников. То есть, Ки не приходит в восторг, когда узнает, что какой-либо ученик не перенес то или иное обучение, но и расстроенным его вы вряд ли увидите.
Является строгим учителем, который с обучающихся сдирает три шкуры, а хвалит, по закону жанра, скупо. Об этом он, как правильно, заявляет новоприбывшим с первого занятия и всего лишь держит слово, потому его достаточно трудно упрекнуть в обмане с педагогической точки зрения.
С детства дисциплинирован. Ки довольно редко позволяет себе совсем уж расслабиться и валять дурака. Посторонние запоминают его как человека пунктуального,  угрюмого, немногословного, но воспитанного. Немногословность не означает глупость – обучение, которое проходит рипер, позволяет ему поддерживать светскую беседу самой разнообразной тематики, и не выглядеть при том человеком, знающим предмет разговора лишь поверхностно. Однако существует ряд тем, в которых рипер старается поддерживать именно такой образ.
Вынослив и работоспособен – как и любой другой рипер. Тот человек, который не знает, чем себя занять, если на него обрушивается подобие отпуска, а рядом нет маленькой .
Надежный друг и товарищ. Строго соблюдает иерархию внутри организации.

Ки-брат:
Все меняется, если в поле зрения Ки оказывается его брат. Мрачный и угрюмый рипер растворяется в подростковой дурашливости, а атмосфера суровости, которая нередко окутывает отряд 14-ти, сменяется юморной и непринужденной. В присутствии Хазе в Ки активируется режим «идиот-Мёбиус», с которым не понаслышке знакомы риперы. Серьезные разговоры заметно теряют в своей серьезности. Для большего понимания достаточно привести в примет типичный диалог между братьями:
- Я никогда не женюсь.
- Конечно, никогда.
- ?! Ты мог бы хотя бы сделать вид, что не согласен.
- Нет. Я не знаю, какую причину ты себе там придумал, почему не женишься, но я знаю, почему ты НА САМОМ ДЕЛЕ этого никогда не сделаешь.
- Ну и?
- Просто потому, что однажды ночью тебе станет лень идти до холодильника, чтобы найти чего-нибудь пожрать, и ты сожрешь свою жену.
- Ты идиот.

Кроме того, что вдвоем Мёбиусы являются растлителями суровой атмосферы, они прибавляют в исполнительности: вдвоем эти двое работают еще более плодотворно, чем по отдельности. Чем это объясняется, никто не считает нужным выяснять.
Хазе является самым близким и родным человеком для Ки. С момента, как младший брат занял пост одного из лидеров отряда 14-ти, Ки является его верным помощником и опорой. По отношению к брату Ки не ведает ни зависти, ни обиды и прочего. Брат – это тот человек, которому он будет верен до конца безо всякой клятвы. Потому что бровки домиком.


Ки-семейный человек:

- Ну, с его родом деятельности уж понятно, что не душа компании (с) тесть
Ки один из немногих нынешних риперов, кто успел обзавестись семьей. Не говоря о жене и дочке, можно смело заявить, что он не пользуется популярностью и особенной любовью у родителей супруги. В стенах дома в Цюрихе Ки скорее чувствует себя гостем, не может расслабиться так, как принято в родных стенах. Однако он умудряется каждый раз замечательно проводить время с женой и дочкой, устраивает долгие прогулки, барбекю и прочую совершенно обычную и жизнерадостную ерунду. Жену любит, дочку – и того больше, что странно. Ки вообще не любитель детей в принципе, но маленькая блондинка вызывает у него искренний восторг и умиление, которые нет нужды скрывать. Ки также лично контролирует обеспечение безопасности своего семейства. В Цюрихе бывает нечасто, но каждый день держит со своими связь. Особенно радуется, когда в диалог с малой вступает Хазе. В такие минуты откровенно сияет, как самовар.

ПРОБНЫЙ ПОСТ

«Когда-нибудь все это непременно разнесет к херам». Ки говорил об этом Хазе в те минуты, когда они, ошалевшие после утомительной тренировки, разглядывали зал. Когда они оба сопели, как два паровоза, и только и радовались, что холодной стене, к которой приваливались взмокшими спинами. Ки говорил так, хотя поверить в это ему было сложно. Вот ведь парадокс: столько раз он видел, как здания взлетали на воздух, как подрывались люди; воображение запросто рисовало ему картину, на которой их штаб — этот небольшой и неприметный особняк — разлетается на куски, но что-то внутри него это зрелище не принимало. Хоть и говорилось, но не верилось. А теперь, когда фантомов резко и уверенно вычеркнули, не верилось еще больше, но и удивления не было.
Оно, конечно, правильно: фантом — не человек. Никакой нормальной жизни у него быть не может, и каждый из девяти подписался на это. Каждый из девяти пришел в стены этого штаба, чтобы навсегда отказаться от мечты о светлом и обыденном человеческом будущем. От семейных обедов, от Дня Благодарения в компании с надоедливой кучей родственников, от свадьбы, на которой что-нибудь пойдет наперекосяк. Надежды на все это складывались еще при входе, безвозмездно. В результате выходило, что фантомы становились той мышцей, которая в социуме начинала работать только во время войны. После войны ей надлежало снова атрофироваться. Ки понимал и принимал это, как нечто совершенно естественное, так принимал, как и все остальное, что бы на него ни наваливалось, да и жил в единственном отрезке линейного времени, какой только был доступен — в настоящем. Странно только: война еще не кончилась, а атрофия уже началась.
Деятельность, которую развернули фантомы, выступала против всякой людской морали — нароста, дубевшего на хребте человечества поколениями. Но деятельность эта сопровождалась, увы, самыми простыми человеческими реалиями, ведь каким бы существом ни был фантом, он все равно оставался человеком. Так, девять одиночек, у которых все еще оставались скелеты в шкафу, которые били друг другу морды и спасали друг другу жизни, обзавелись своим бытом. Иными словами, оболочкой, сопровождающей человека. У них завелись свои криволапые традиции и ритуалы, было место, где они собирались, назрели какие-то отношения: ведь над чем-то фантомы смеялись, иногда им было, от чего досадливо сплюнуть и хлопнуть дверью. Это все потому, что из человека человека не выбить. А в момент, когда Валькотт одной только фразой дал понять, что дело — дрянь, наверняка у каждого внутри назрело какое-то нехорошее предчувствие. Пятнадцать минут на сборы? Взять самое необходимое? Что же, следовало ожидать. Когда-нибудь должно было это случиться. Потому Ки лишь замер на пару секунд, чтобы успеть обменяться взглядами с Хазе, глянуть мельком на Кэр, потом он вытащил изо рта жвачку, прилепил ее под стол и ушел делать, как было велено. Шаг тяжелый, плечи напряженные и сутулые. Как всегда ходил, так и здесь вышагивал.
Что было необходимого у фантома? Uzi. Беретта. Старичок-кольт. Баллистический нож и армейский, патроны. Фантомы. Все это Ки побросал в рюкзак, за исключением последних — фантомы пока еще были живы, хотя и присутствовали здесь не все. Никаких бумаг — все это будет сегодня уничтожено. Тишина стояла гробовая, только выпевали истеричную мелодию закрывающиеся молнии замков, липучки портупеи агрессивно рычали, недовольно крякали заклепки. Патроны позвякивали, рюкзак у Хазе шуршал упаковками с едой. Вроде бы, ничего нового, те же самые звуки, та же самая тишина и сосредоточенность.
Так в чем же была разница? Может, нечто подобное чувствовал табор, съезжая с одного насиженного места на другое? Едва ли. Этот призрачный уход фантомов говорил о том, что за ними теперь будет нешуточная охота. Что на одних фантомов непременно найдутся другие, и, пожалуй, ничуть не хуже — в мире всегда есть двойники, всегда есть те, кто лучше. Потому их, в конечном итоге, кто-нибудь найдет и переубивает к херам. И все к херам разлетится. Такая грамотно продуманная, красивая история, о которой знал только Итан, бездарно вылетит в трубу…
Они собрались со своими манатками, окружили Валькотта как рождественскую елку, а елка сыпала подарками. «Узнали», «выбирайте», «умереть», «охота» — все звучало так очевидно, что никто не удивлялся, но слова эти давили. Отчасти потому на вопрос Валькотта Ки с Хазе ответили так, как ответили бы в любой другой момент — совершенно по-идиотски.
— Кыргызстан! – грянул Ки с глумливым смешком. Хазе обрадовался, затребовал краба. Ки коротко рассмеялся, но смех его походил больше на хриплый лай. — Для тебя два.
Хлоп. Дурацкий ритуал соблюден, и вот им двоим уже куда как проще стало во всем происходящем дерьме. Какое там! Оно и дальше идет как по маслу у двух социальных инвалидов: синхронно двое вспоминают одну и ту же нелепую цитату из бездарного фильма, просмотренного недавно.
— Мой конь. Твой конь. Вон то поле. Гарцуем. Дыг-дык дыг-дык.
Отпускало еще сильнее, напряжение слетало с катушек от глупых шуточек. Никто не знал, что в этот момент перед глазами обоих стоял убого отснятый степной пейзаж и два неотесанных мужлана верхом на конях с ближайшей фермы, и что кони со степью в этом мире, напичканном электроникой, были теперь таким же инородным телом, как и сами фантомы в людской среде. И что за среда? Вонючая, гадливая, паскудная людская среда.
Кэролайн не удержалась от скептичной реакции, и ее, пожалуй, Ки ожидал: никогда блондинке этой не понять будет, до чего важны для них с Хазе эти идиотские шуточки. И никогда она не поймет, почему у Мёбиуса каждый раз так горит глаз, когда они начинают страдать фигней посреди серьезного дела. Да что там вообще творилось в жизни у этого придурка до того, как он сам лишил себя руки? Ки знал, что. Как-то было дело, Хазе рассказал. Они эту его горькую историю жизни, ясное дело, жестоко высмеяли, равно как и того старого Хазе, равно как и сидящего в тюремной камере Ки. Высмеяли лишь раз и никогда больше к тем соплякам не возвращались. Зато в штабе цельнометаллический засранец спелся с Ки, и, очевидно, ни у кого из них двоих до этого момента не было идиотского друга, с которым не страшно было сдохнуть.
Он поймал взгляд Кэролайн и беззаботно ей улыбнулся: ну пошутили, и что теперь? Никто еще не сложил оружия, а пока беретта не выпадает из рук, отказываться от старых привычек глупо. Но вот улыбка сошла с его лица, а взгляд беззастенчиво задержался на женском лице. Нетрудно было понять, как сильно Кэролайн не нравилось происходящее. Нервничала. Пыталась ото всего загородиться скрещенными на груди руками, а он… Как бы он мог ей тут помочь? Взять за руку? Обнять что ли? Кэролайн была еще одним доказательством того, насколько ущербным общество может сделать человека. Они не тянули даже на Бонни и Клайда, хотя за эту паникующую дурочку Ки, пожалуй, словил бы шальную пулю. Пожалуй, и Кэр это понимала.
— Будем откровенны, - сказал он, пряча руки в карманах. – Нам всем уже осточертел этот штаб. Начинаем новую жизнь. Фантомы психан…
Кинжал просвистел у него прямо над ухом. Ки замер, закрыл глаза, по руке скользнули искры.
— Сучка, — хмыкнул он, не оборачиваясь. Свист так и стоял в ухе.
В тишине все хорошо слышали, как Рэйз чеканила шаг, который женщина не скрывала теперь намеренно. Она остановилась рядом с Ки, перекрывая тому вид на Кэролайн.
— Наш химический друг преставился, - коротко сообщила рыжеволосая Рэйз, приоткрыла свой большой рот и хищно осклабилась. Глаза ее недобро сверкнули. — Какая жалость.
Ки окинул ее взглядом, заметил рюкзак за спиной: Рэйз тоже была готова к отходу.
— Надеюсь, мы не будем устраивать по этому поводу панихиду? — неотрывно глядя на Джея, промурлыкала она, поправляя выбившуюся прядь волос. — Только не в такой ответственный момент. И скажите мне, что я пропустила.
Ки перевел взгляд с нее на Валькотта. В голосе Рэйз не звучало никакого напряжения, вероятно, потому, что новость эта не была для нее новостью? Не сразу Ки приметил ее руку, выпачканную в крови. Что же, рано или поздно это все бы заметили, но никто ничего не скажет.
— Ладно, — сказал Ки, проводя ладонью по лицу.
Штаб надо было сравнять с землей, и теперь он ждал, когда, наконец, они это сделают. Ни к чему тянуть.
— Жаль, все-таки, что не Кыргызстан,— еле слышный прозвучал его баритон так, чтобы услышал только Хазе.

СВЯЗЬ С ВАМИ:

ПЛАНЫ НА ИГРУ:

- уйти с риперами во все тяжкие;
- довести до нервного тика семейство;
- посадить дерево, достроить дом и вырастить дочь хд