Все же, большим удовольствием для всякой девушки было ходить по дому без косметики. Ночами лицо у Мэйз от привычного яркого макияжа становилось будто на несколько фунтов тяжелее, веки часа через два работы начинали зудеть, и толстый слой теней и подводки на них так и требовал смачно потереть глаза крепким кулаком. Сейчас, когда Мэйз провела пальцами по векам и привычно спохватилась, взглянула на ладони, потом на себя в зеркале – ей стало смешно. Лицо у нее было самое обычное, блеклое и серое. Такое, каким было задумано изначально. Она знала, что многое теряла без косметики. Брови были тонкие, ресницы не такие уже черные, так что темно-карим горели лишь радужки, а остальной глаз будто бы терялся на лице. Кожа бледная, потому что белого света она давно уже не видела. Хорошо видно было, какие у нее широкие скулы, и что нос с горбинкой. Без косметики это лицо Мэйз очень не любила, в нем было слишком много от отца и матери, напоминало ей о том, что Мэйз очень давно стремилась забыть. Потому и улыбка, которую хорошо было видно в зеркале, быстро сползла с ее лица.
Днем жизнь была для нее незнакомой. Мэйз слонялась по пустой съемной квартире, выглядывала в окна, чтобы увидеть, как по переулку снуют люди. В квартире всегда пахло кофе и сигаретами, тем самым пошлым сочетанием, которое слишком приукрашивали, но которое в действительности говорило только о том, что в доме любят кофе, потому что бодрит, и курят, потому что вредная приставучая привычка. Днем Мэйз было приятно скучно, ей нравилось скучать, никуда не высовываться из своего жилья, то и дело забираться обратно в кровать, укрываться одеялом, чтобы согреть озябшие от сквозняка ноги, читать, слушать, спать, не слышать и не видеть людей, не делать ничего, чтобы за три часа до работы в «Кукушке» начать собираться к очередной рабочей ночи. Иногда бывало, она спала почти весь день, но только не сегодня. Сегодня она будто бы чувствовала, что придут по ее душу, и ничего удивительного не нашла в момент, когда поняла, что за дверью ее дожидается человек.
Лютный переулок был слишком тесным. Каждая новая душа, что там появлялась, была так или иначе связана с кем-то или связывалась через какое-то время. Обычно очень быстро. Сама Мэйз была прочно связана с Тоулером, и была ему обязана ровно настолько, насколько уже позволила ему заработать на самой себе. Когда стало понятно, что ее желают видеть, она почти наверняка знала, кто именно был этим желающим. Потому что сама стала причиной этого визита. Потому что она ушла из подпольных боев. Почему ушла? Потому что было больно. К боли, смекнула Мэйз со временем, тоже можно было привыкнуть, болевой порог увеличивался от раза к разу, но в какой-то момент она поняла, что просто уродует собственное тело. Перед работой ей приходилось накладывать мази, избавляющие лицо от шрамов – лицо всегда страдало больше всего. Лицо и ребра. И руки. Синяки, ушибы и ссадины надоели ей ровно в тот момент, когда Мэйз вдруг поняла, что больше такого не хочет. Что на двух работах – на двух таких работах – она устала. Потому не знала, как объяснить этот отказ более логично, чем «переросла» или «надоело», но знала, что уход, который выдала, был скорее трусливым, чем достойным. Так с ринга она еще никогда не уходила, но ведь и жизнь мало на ринг походила. Потому все было нормально, так, как и должно быть, казалось ей.
Стук в дверь резко оборвал всю дневную рутину. Иллюзия спокойной жизни для Мэйз оборвалась в этот момент. Она находилась неподалеку от входной двери, потому быстро к ней подошла взглянула в глазок, увидела знакомое невозмутимое лицо и открыла дверь. Шагнула назад, разглядывая мужскую фигуру, замершую в дверях.
- Если Тоулер не состроит самодовольную физиономию, это не Тоулер, - отозвалась она на слова волшебника, которые приятно скользнули по ушам. Все еще малыш.
Тоулер выглядел немного старомодно, но при параде. Мэйз против него олицетворяла бестактность, но ей не стыдно было встретить волшебника в домашних растянутых штанах и видавшей виды белой майке. Этот нехитрый наряд служил ей и пижамой, и домашней одеждой. Было комфортно, просто и буднично – так, как и должно быть в свободное домашнее время. Наконец, она взмахнула рукой в сторону гостиной, приглашая Тоулера войти, заперла за ним дверь. Хрустнул замок, Мэйз ощутила беспочвенное волнение, проверила палочку. На всякий случай. Лютный переулок – от него всего можно было ожидать. За время работы там Мэйз хорошо усвоила это правило.
Ни разу она не видела, чтобы Фергюс где-то чувствовал себя неловко или скованно. Он производил впечатление на зависть уверенного в себе человека, который абсолютно в любой ситуации видел себя хозяином положения. Потому у Мэйз, не видевшей другого, сложилось о нем именно такое впечатление. Она проследовала за ним в маленькую гостиную, но прежде успела поставить кофе.
- Значит, соскучился, - сказала она, принимая вдруг ту же самую позу, что и Тоулер – прислонилась плечом к дверному косяку и скрестила на груди руки. В своей домашней одежде Мэйз не выглядела экстравагантно и тем более женственно. Слишком просто для такого сложного гостя. – А если по правде?
Прошло не так уж много времени, как Мэйз решила перечеркнуть все, что могло ее связывать с Фергюсом, но даже этой паузы в их общении ей оказалось достаточно, чтобы сейчас понимать, как много всего наросло между ними, и как все сделалось непросто. Она вдруг подумала, что подобный ее уход был слишком непродуманным, мятежным шагом. Стоило подойти к этому вопросу куда более внимательно, и тогда, возможно, Фергюс не сидел бы здесь сейчас.
- Наверное, ты решил позвать меня обратно? – Мэйз и не думала скрывать нервозности в голосе. Рука ее сжалась в кулак, точно пыталась удержать в нем всю собранность. – Этого не будет, Ферги. Я ушла насовсем.
Голубые глаза слушали ее очень внимательно, а губы улыбались – в этом крылся настоящий Тоулер, и всегда он был таким. Оттого Мэйз заволновалась еще больше.
- Я серьезно, Тоулер. Мне достаточно «Кукушки», - настойчиво сообщила она, карие глаза бестолково сверкнули. – Больше никаких драк.
Мэйз вскинула перед собой свои белые руки, которыми через несколько часов ей предстояло смешивать коктейли.
- Не видно, но здесь слишком много шрамов. Они все еще ноют и болят. Мне слишком не повезло в жизни, я работаю только руками, - сказала она, пытаясь надавить на некую жалость или просто состроить из себя страдалицу. – Если я не бью в лицо такой же скуластой девчонки, то я собираю «черную секиру» из разных бутылок, и эти руки не должны дрожать от боли или перенапряжения. Понимаешь, о чем я, Тоулер? Я просто устала от этого дерьма.
На этом руки ее безвольно повисли вдоль тела, Мэйз опустилась на диван, оказавшись напротив Фергюса, обхватила рукой колени и не спешила закуривать, пусть и хотелось до безобразия сильно.
- Расскажи лучше мне что-нибудь хорошее, не предавайся мечтам о том, чего не будет. Скажи, как прошли последние бои. Я настолько обнаглела, что ни у кого в последнее время об этом не спрашивала. Попыталась быть максимально отстраненной от этой темы, - сказала она, миролюбиво улыбаясь. – Но теперь, глядя на твою безмятежную физиономию, понимаю, что мне, все-таки, интересно. Не так-то просто расстаться с тем, что подкармливало так долго… - улыбка у Мэйз была скорее натянутая, но глаза у нее блеснули по-честному. – Сильно на меня обижаешься?