The Lone Asylum

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » The Lone Asylum » Архивы по способностям » [Kieran Forsberg]: пора браться за оружие (alt)


[Kieran Forsberg]: пора браться за оружие (alt)

Сообщений 1 страница 3 из 3

1

« — Ладно. Ты их застрелишь и что будешь делать?
— Сяду и доем ужин. »
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
--
● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
Начало в Висконсине, далее неизвестно, июль 2037
JAY WALCOTT, HASE MOBIUS, CAROLINE MCKANE, KIERAN FORSBERG, SOLOMON RAMPAGE
Рано или поздно, но это случилось — один из "фантомов" пойман и допрошен, а в мир просочилась информация о существовании элитного подразделения бойцов, совершающих кровавые дела для вигилантов. Последние объявляют о том, что не имеют к этому никакого отношения, это клевета и призывают поймать преступников. Ренегаты готовы открыть охоту и перехватить их первыми. Стороны преследуют свои интересы. Вигиланты — не допустить распространение информации и очернение имени Итана, ренегаты — выяснить всю правдивую информацию и использовать ее во благо.
Фантомы же просто хотят выжить.

0

2

Джей

...и словами ненависти окружили меня, и воевали со мной без причины.

    Джей Валькотт — антология современного насилия. Так он себя ощущает, такие же люди его окружили, хотя кто-то — большинство — вряд ли бы назвали их людьми, но Джею Валькотту совершенно плевать на названия: прямо сейчас его жизнь должна сделать четвертый крутой поворот, унося его буйным течением куда-то в неизвестность, но вода — мать родная настолько же, как и война. Плевать на домыслы и нереализованный потенциал гниловатых амбиций, каждый из них когда-то не то труп, не то отброс на обочине прямой трассы из утробы в могилу.
    ...когда будет он судиться, да выйдет осуждённым, и молитва его да будет в грех.

    Они все одиночки, и Валькотт тоже. Он смотрит на Кирана, и в этот момент его рука в большом кармане широких армейских брюк сжимает глок двадцать восьмой модели, в нем чуть больше пол-килограмма веса и десять патронов из тибериума. У него одного больше шансов уйти в конечном счете живым и никем незамеченным, и Джей достаточно расчетливый подонок, чтобы успеть подумать об этом, но перестрелять восемь игроков на полупустой шахматной доске он всегда успеет, а смысл в этом минимальный. Почти такой же, как во всей жизни Джея. Хотите несколько предсказаний от оракула Валькотта? Они все сдохнут. Вопрос лишь в том, когда и как.
    — Собирайся. Оставь пончики, захвати пистолет, — известная цитата не шутка, но они все привыкли к полу-ирониям, недо-сарказму, около_чувству_юмора. За несколько лет каждый примерил маску жесткого ироничного интеллектуала-критика, но лицо Джея сейчас серьезно, как никогда. Он вспоминает о том, сколько в доме есть горючего, и насколько нужно отсрочить время взрыва, чтоб костер их нескольких лет жизни красиво полыхал подальше от удаляющихся людей.
    Чуть позади появляется Кэрол. Она иногда кажется почти милой, но кто бы мог подумать — этот серпентарий идеальное место для нее. Еще иногда кажется, что если бы она готовила глазунью по утрам в рубашке Кирана, то они бы выглядели почти как нормальные, но об этом чертовом "почти" никак нельзя забыть. Да они и не дадут.
    Он кивает ей, качает головой:
    — Только самое необходимое, — еще десять секунд на короткий обмен взглядами, — предупредите остальных. Пятнадцать минут на сборы.
    ...и оделся он проклятием, как одеждой, и вошло оно, как вода, во внутренности его и, как елей, — в кости его;

    Сейчас ему уже не надо думать за них, каждый знает, что нужно взять с собой, каждый знает, что от этого будет зависеть. Они все не привязаны к месту, вещам, деньгам и другим благам цивилизованного и материального мира. Общество и социализация вообще пролетают мимо, в их собственных уродствах человечество отражается лучше всего.
    Валькотт старается не влететь в их с Рэмпейджем комнату, а войти туда со спокойствием и собранностью, но это не нужно — фантомовский Маугли спит как путеводная звезда, раскинув конечности по сторонам света. Джей сдергивает с него одеяло и хмуро буркает про десять минут и быстрые сборы. Это нормально, такое бывает часто, за время войны рушились города, изобреталось оружие, все существование человеческой цивилизации было надломлено, умирали эпохальные личности и армии собирались, чтоб воевать за идеи, а Соломон большинство из этих моментов умудрился проспать. Ничего нового. Валькотт садится на кровать рядом, принимаясь вытаскивать коробки с патронами из одного рюкзака в другой — он здесь всегда стоит на этот случай с самым необходимым, даже комплект документов на месте. По взгляду Рэмпейджа можно прочесть вопрос, или это только кажется, но Джей объясняет в своей редкой манере:
    — Отравишься. Но прихвати с собой, — Валькотт потратил резервное время на то, чтоб вытащить максимальное количество тибериума из хранилища, сейчас заветные коробки у него, а на складе три свежих трупа и заблокированная дверь. Итан, наверняка, очень зол, но так же наверняка не хочет жертвовать ни своей боевой группой, чтоб заслать сюда, ни своим именем, чтоб хоть кто-то понял, что он действительно в курсе. Это дает фору во времени. И еще надо бы подумать, как грамотнее преподнести фразу "или ты бросаешь псов, или мы бросаем тебя", но что-то Джею подсказывает, что он в таком случае сам бросит их раньше. Не псов, понятное дело.
    ...избавь меня, ибо нищ и беден я, и сердце моё смущено во мне.

    Оставшиеся собственные минуты Валькотта уходят на бритье вечно хмурой и недовольной рожи и поиски шемага в стопках по-солдатски одинаково уложенных вещей. Количество тоже солдатское, так что все находится быстро, и Джей уже внизу натыкается на Хазе. Взгляд глаза в глаза, и предельно ясно, что тот все сделал, как нужно, и быстрый кивок как подтверждение.
    Хазе говорит почти без акцента, на его груди значок "год в завязке, есть куда расти", и Джей зовет его машиной для убийств. Всего несколько часов назад он поручил убить ему одного из фантомов, тихо и без лишнего шума, и приказ уже выполнен. Начиналось все не настолько хорошо, но плохо — не было никогда.
    ...пусть оденутся клевещущие на меня в стыд и да облекутся, как одеждой, позором своим.

    Валькотт молча смотрит на всех фантомов. Он не выдерживает драматическую паузу, просто он предполагает в себе дар убеждения — "послушай, ты, личинка ублюдка, если ты немедленно не сделаешь то, что от тебя требуется, то я выебу тебя своей винтовкой в зад, и она выйдет через горло, ты меня понял, кретин конченый?" — но вот с ораторским искусством у него так себе.
    — О нас узнали, — и так понятно, что если он велел всем собраться в короткий срок, то происходящее крайне критично для каждого, — один из нас попался — это был его просчет. Он уже мертв, но он нас сдал, и последние новости будут о том, что вигиланты не знают о нашем существовании. А потом нас всех убьют.
    Вот тут пауза, чтоб все осознали, но они и так в курсе — изначально были в курсе. Рано или поздно это бы случилось.
    — Если кто-то планирует умереть, то можете остаться тут, — он лично их застрелит, чтоб не отдать другим, — кто планирует жить — уходить надо прямо сейчас. И прямо сейчас думайте только том, что на нас объявят охоту. Но без паники. Для начала — на каком курорте вы хотите отдохнуть в ближайшем будущем?..
    Вместе с этим Джей подвигает мыском сапога рюкзак на середину их импровизированного кружка собрания великих мыслителей. В нем характерные упаковки с патронами: конечно, он позаботился об этом.
    — Берите, сколько сможете унести. Все остальное мы сожжем тут.

Хаз

Нельзя назвать утро добрым если ты просыпаешься от сильного толчка армейского берца в твою спину (спасибо, что не морду). Тем более утро не бывает добрым, когда ты уснул всего лишь два часа назад и зная, кому принадлежит нога, что так "ненавязчиво" разбудила Мёбиуса, можно было и не надеяться на то, что ему принесли завтрак в постель и разрешат после него дальше спать. Можно было вообще не надеяться на что-то спокойное, забудьте, Хазе прям почувствовал всю тяжесть предстоящего дня, хотя даже до сих пор не открыл глаза, притворяясь мертвым, вдруг Джей как мишка — поймет, что жертва уже стухла и уйдет? «Все-таки не мишка», — констатирует Хазе, чувствуя уже пинок сильнее. Фантом открывает глаза и и смотрит на Валькотта взглядом, который так и просит, чтобы командир не открывал свой рот, развернулся и просто дал поспать, но нет, такого, конечно же не происходит. Джей выкладывает информацию о том, что одного из наших поймали и скоро обе стороны узнают про фантомов, считай отряд, что во славу вигилантов подрывал репутацию и деятельность ренегатов. «Рано или поздно это должно было произойти». Они это знали и Итан заранее обговорил, что как только их раскроют, то он отречется от всего, что может уничтожить его, как лидера. Он отречется от фантомов и тогда они будут сами по себе, выживать, борясь и с ренегатами, и с вигилантами. Первые будут стараться поймать, чтобы узнать про деятельность отряда как можно больше, а вторые просто уничтожать, чтобы информация не досталась врагу. Хотя как всё это подаст сам Итан перед своими людьми еще большой вопрос, поскольку далеко не все там глупые, чтобы поверить о его полной непричастности. Ситуация была сложной и первой мыслью Мёбиуса было — валить и подальше. Его способность позволяла сделать это без особых проблем, таких как грин карта и пересечение границ.
    — Конечно, ты можешь сбежать сразу. Один. Но один ты не выживешь, — серьезно говорит Валькотт, будто прочитав мысли своего подчиненного. И это могло насторожить, если бы Хазе не знал о том, что временами они мыслят с Джеем одинаково, в каких-то моментах их стратегии, логика и планы идентичны, да и босс уже отдаленно представляет, что творится в головах его людей. Но Хазе выживет, всегда выживал и всегда он был один. Валькотт уходит, оставляя фантома со своими мыслями, давая ему выбор — уйти сейчас или все-таки выполнить вверенное задание и вернуться, оставаясь частью фантомов до конца. Было бы глупостью сказать, что решение Мёбиус принял моментально, что он не сомневался и выбор был очевиден. Это далеко не так, потому что в одиночку он может перемещаться быстро, даже не давая врагам и шанса себя поймать или же хотя бы выйти на него, он может залечь настолько глубоко, что скорее война закончится, чем его найдут. И Валькотт это знал. «Это утро определенно войдет в тройку моих самых нелюбимых», — тяжело вздохнул Хазе и потянулся за папкой, что оставил Джей. В ней находилась информация о том, кого же именно схватили и где его держат. В голове вертелась какая-то бредовая мысль о том, что если в этой папке находится Киран или же Кэролайн, то он выполнит задание, а потом просто исчезнет. Но её он постарался откинуть также быстро, как и мысли о том, что он будет говорить своей рыжей бестии и будет ли вообще что-то говорить.
    Как-то слишком дерьмово выглядело то здание в котором, по данным из папки, содержался член самого опасного отряда в мире. Могли бы уж и отдельную сверхохраняемую тюрьму для такого ценного экземпляра найти. Либо ренегаты еще не до конца поняли, что наткнулись на нечто такое ценное, словно американцы на самое большое месторождение нефти, либо в скором времени фантома переведут в более укрепленное сооружение. Что ж, лишим их возможности как узнать, так и перевести. Мёбиус в полном обмундирование, которое скрывает и его лицо и руку, сейчас расположился на крыше здания и старался максимально изучить карту каждого помещения, ему надо было четко знать, куда перемещаться, чтобы случайно не вписаться в стену, это был бы его очередной фейл. На самом деле за столько лет, что прошли после того случая, Хазе юзал свою способность тысячи раз, но каждый из этих тысячи разов, он концентрировался максимально, потому что больше не имел права совершить подобную ошибку. Он знал расположение комнаты с охраной и видеонаблюдением, но не знал в какой именно камере держать фантома, так что пришлось сначала наведаться к ренегатским ребяткам и посмотреть. Мёбиус телепортируется на пост охраны и, быстро ориентируясь, пользуясь замешательством противника, нажимает три раза на спусковой крючок пистолета с глушителем. Три тела замертво падают на пол, даже не успев и потянуться к кобуре со своим оружием. Это было слишком легко и дальше сложностей не возникло — посмотреть камеры, увидеть на них фантома, запомнить до мелочей как выглядит комната, где его держат, вырубить систему видеонаблюдения и телепортироваться.
    — Почему-то так и думал, что за мной придешь именно ты, — вымученно произносит Гарри и начинает кашлять собственной кровью. Вид у него был самый что ни на есть паршивый: лицо представляло из себя красно-синеющий опухший кусок мяса, даже глаза он практически не мог открыть, одна рука была сломана, причем перелом открытый и недавний, не потрудились перевязать, на ноге виднелось кровавое пятно, по-видимому туда вгоняли ножик или еще чего похуже, а его скрюченный вид говорил о том, что минимум половина ребер его были сломаны, ну и несколько пальцев у фантома как-то не наблюдались. Хазе ничего не сказал, он просто стоял и смотрел на то, что сделали с членом его отряда. Нет, он и раньше видел подобное, сам делал из людей такое, а то и хуже, и сам же был вот таким полумертвым. Он просто не мог осознать, что такое сделали с фантомом. Пусть они с Гарри не особо считались друзьями, в их отряде это слово вообще избегали, их даже приятелями было сложно назвать, но все же он был частью команды. — Они позвали какого-то парня с убеждением, когда поняли, что бить меня бесполезно, — сквозь боль говорит фантом. Зачем? Думает, что Хазе считает его предателем, тем, кто не умеет держать язык за зубами? Ладно, на самом деле правда считал и он имел на это право, потому что однажды и его схватили. Это были не ренегаты, но какая разница, когда информацию все равно могли из него вытащить? Мёбиус пытался сбежать, ломал решетку, получил пулю в ногу, но до самого конца знал, что скорее голову собственными руками себе свернет, разъебет её об стену, да что угодно, но не будет ждать допроса. Гарри было не жалко, Хазе ему даже не сочувствовал, в нем разгоралась другое чувство — справедливость. Разве вот так должны подыхать лучшие из лучших? Забитые в какой-то дыре, на цепи, словно собаки? Это не смерть фантома, по крайней мере Хазе не считал, что такие люди как Гарри должны умирать вот так. А может это типа карма и на самом деле все фантомы вот так и сдохнут, кто знает. — Давай, сделай уже то, зачем пришел, — Гарри пытается встать на ноги, видимо хочет получить пулю в лоб стоя, с честью и все такое. Через несколько минут попыток и кряхтений у него это получается, Хазе же не помогает из принципа. Гарри сразу понял, что к нему пришли не для того, чтобы спасти, он ведь в этом отряде больше двух лет и знает правила, только за это Хазе его немного уважает под конец жизни. Двоякое ощущение, он хотел бы убить его как крысу, из-за которой теперь его жизнь в полном дерьме, но в тоже время Хазе понимает, что на его месте мог быть любой фантом, любой мог так попасться и любому в голову можно было пролезть. Мёбиус поднимает руку с пистолетом и делает один выстрел, освобождая Гарри от дальнейших пыток и лишая ренегатов источника информации. Больше Мёбиус не сомневался, под конец этого задания он четко знал, что же он будет делать дальше: он не даст сдохнуть отряду фантомов вот так, в клетке и надломленными. Либо они разъебут всех, либо сдохнут в попытках это сделать, но ставит Мёбиус на первый вариант.
      Возвращается в штаб также тихо, как и ушел. Молча собирает рюкзак с самым необходимым, то есть едой, закидывает пару футболок, любимый ножик, пару пистолетов, винтовка уже и так удобно висит на спине. Больше у него нет чего-то ценного, разве что игровая приставка, но её, к сожалению, взять невозможно. Хазе собран и сейчас смотрит на свой коммуникатор, понимая, что с ним он скоро распрощается и ему надо успеть написать что-то Еве, но он ведь знает, что она его пополам сломает за "расставание по смс". В тоже время пополам его сломает уже сам Валькотт, если узнает, что фантом был у Нортвуд, теперь путь к ней ему запрещен категорически. «Ладно, решим с этим позже» — думает фантом и выдвигается в общий зал. По пути он натыкается на Джея, одним только взглядом давая ему понять, что задание выполнено и выбор Хазе сделал. В ответ получает кивок и надеемся, что одобрения. До чего же напряженная обстановка, не хватает только эпичной музыки на фоне. Валькотт говорит о том, что их раскрыли, о чем Хазе уже в курсе, а затем дает выбор — остаться и сдохнуть или уйти и выжить. Свой выбор Мёбиус сделал где-то час назад и навряд ли он теперь когда-нибудь передумает. Что другие? Сомневается Хазе, что они решат остаться, фантомы просто так легко не дохнут, это слишком просто. А вот когда вопрос встает про курорт, то тут фантом резко вспоминает недавно просмотренный с Кираном фильмец, какой-то жуткий трешак, после которого они дня три не могли остановиться от смеха, припоминая некоторые сцены.
    — Кыргызстан!, — резко говорит фантом.
    — Кыргызстан!, — одновременно с Мёбиусом, громко произносит Киран, что стоит по левую руку. Парни переглядываются и начинают смеяться, разряжая эту давящую атмосферу, хотя бы для себя двоих. Хазе поднимает руку вверх и с улыбкой говорит, — Давай краба, — на что Форсберг по-привычному отвечает, - Для тебя два! Оба, словно мальчишки, хлопают двумя руками над головой. Серьезное собрание только эти двое могут превратить в такой цирк и при этом остаться в целостности, ну или немножко пострадать, там как настроение у людей будет. Сейчас обстановка и вправду как-то давила, никто и не собирался паниковать, но загрузились очень важными мыслями точно многие... Только не эти двое, ибо тема продолжилась, — Мой конь. Твой конь. Вон то поле. Гарцуем. Дыг-дык дыг-дык. Киран умудрился произнести эту же самую фразу опять одновременно с Мёбиусом и, кажется, второй знал, что пойдет дальше, готовый сдерживаться, чтобы не орать в голос. «Кажется, Валькотт решит за нас, что мы хотим остаться», — думает про себя Хазе, представляя уже как командир прикладывает руку ко лбу и говорит, что за идиоты ему достались. Они все умрут, точно, ставки выше, чем на джойкозино.

Кэр

Было бы крайне глупо и наивно полагать, что это уютное фантомное счастье продлится вечно. И, как бы много в Кэролайн не сохранялось недостатков, отделяющих её от образа идеальной и бесчувственной машины для хладнокровных убийств, наивность уже давно была из этого списка вычеркнута. Она никогда не задумывалась о том, как её жизнь прекратится, но никогда и не давала себе самой ложных надежд на счастливую спокойную старость с ворохом внучат и недовязанным шарфом на коленях. Она никогда не пыталась предугадать будущее, однако всегда точно знала: закончит она явно не слишком красиво, довольно скоро, и оплакивать её никто не станет.
Доживать до окончания войны фантомам, в принципе, не слишком-то и нужно. Каждый из них рискует вновь оказаться там, откуда их вытащил Итан. Сомневаться в его победе Кэролайн не сомневалась: сомневалась она только в том, что зная их жестокость и потенциальную опасность, тот оставит их на свободе в мирное время. На шею каждого из них уже была накинута петля, затянуть которую Элдерман мог в любой момент, когда ему понадобится. Едва ли они все могли подозревать, что понадобится настолько быстро, но судьба - штука, вообще, непредсказуемая. Готовыми стоило быть ко всему.

- Пятнадцать минут на сборы.
Когда Кэролайн встречается взглядами с Валькоттом, она понимает - дело плохо. Можно шутить о суровости и жестокости того сколько угодно, можно восхищаться его речевыми оборотами, но грань серьёзности и обыденного мудачества в его поведении прослеживается слишком хорошо. Во всяком случае, за столько времени девушка прекрасно научилась понимать, когда приказ не терпит отлагательств, и то, что тот высказывает им сейчас: именно такой случай. Коротко кивает,  оценивает своё время: пятнадцати минут вполне достаточно, чтобы собрать приличный рюкзак с запасом на некоторое время. Тот факт, что Джей не спешит озвучивать причину такой спешки, заставляет задуматься о том, что брать с собой, сильнее обычного. Когда не знаешь, что конкретно предстоит, необходимо предусмотреть всё, даже самые абсурдные варианты.
Немного крутит живот. Причина тому, конечно, не в несварении - Маккейн несколько нервничает. Полагаться на свою интуицию, будучи фантомом и рискуя своей задницей буквально ежедневно, довольно глупо, но раньше это чувство девушку не подводило. Обычные задания не требовали присутствия всех и каждого. Обычные задания не сопровождались столь тщательными сборами. Обычные задания вообще не вызывали такого ажиотажа (а всю сложившуюся ситуацию, учитывая обыкновенную сдержанность и холодность отряда, ажиотажем назвать было вполне возможно), не требовали такой спешки.
Как всегда, но в большем количестве: оружие, какие-то пищевые запасы, одежда, что-то для утепления. Не так-то и много нужно фантому, чтобы сохранить себя в состоянии, хотя бы близком к полноценной жизнедеятельности. На самом деле, кажется, что вещей совсем мало, но рюкзак набивается плотно. Тем не менее, прекрасно закрывается, закидывается на плечи и даже не сильно оттягивает спину. Это, конечно, ненадолго: потом, через пару-тройку часов, ну, или максимум сутки, ей захочется выкинуть этот багаж куда подальше и идти налегке, но потом будет потом.
Потом будет потом.
Кажется, Кэрри и не заметила, как эта фраза превратилась в её жизненный девиз.

Она не обменивается ни единым словом ни с кем из фантомов, пока собирается. Отчасти для того, чтобы остаться сосредоточенной на задании. Отчасти, по-прежнему опасаясь странного предчувствия. Просто ничего не говорит, обходит стороной и, пересекаясь случайно в оружейной что с Кираном, что с Хазе, ограничивается лишь хмурым взглядом. Можно решить, что девушка просто не в духе - не так уж и редко она появлялась в подобном состоянии, не настроенная на разговоры. Это играет ей на руку: никаких лишних вопросов. Впрочем, с этим в их отряде всегда было просто. Разговоры по душам - не то занятие, в котором фантомы хороши.
Ровно четырнадцать минут спустя она возвращается к точке сбора. Все, кто собрался в штабе, уже организовали некий круг обсуждения, но главным вещающим, естественно, остаётся Валькотт. Настроение его ни капли не переменилось с момента последней встречи - разве что, только ухудшилось - и проблески надежды гаснут в Кэролайн столь же быстро, как успевают зародиться. Она скрещивает руки на груди. Этот жест, как твердят в один голос все психологи, которых она читала, говорит о неуверенности в себе и подсознательном желании защититься. Чёрт знает, как там поживает уверенность, но защититься от тех новостей, что Джей обрушивает на них в последующие пару минут, было бы очень неплохо.
Поза, естественно, ни капли в этом не помогает.
Верить психологам и псевдопсихологической чуши Кэрри больше не станет.
Слово за словом, она начинает понимать, в какой заднице на самом деле они оказались. Подобный исход - один из тех, о которых она старалась не задумываться. Очевидно? Очевидно. Предсказуемо? Предсказуемо. Скрывать целый отряд натренированных убийц на своей стороне в абсолютном секрете на протяжении нескольких лет - Элдерману стоит поставить памятник хотя бы за это. Каждый из них, где-то в глубине души и на задворках сознания должен был хотя бы предполагать, что рано или поздно их рассекретят. Только вот, наверняка, ни у одного из них не было мысли составить хотя бы примерный план действий в подобной ситуации. Теперь же, судя по всему, дело было за импровизацией.

— Придурки, - голос девушки не дрожит. С самоконтролем всё в порядке, да и, к тому же, едва ли этот комментарий можно свалить на нервы: нет уж, то, что они - придурки - она действительно имеет в виду. И готова даже повторить для пущей убедительности, - Вы, двое, просто феноменальные придурки,, — импровизация Мёбиуса и Форсберга кажется настолько неуместной, что Маккейн даже не пытается придержать своё мнение о них при себе. Она привыкла к их бесконечным шуточкам на заданиях и тренировках, привыкла к перманентному желанию пробить лоб ладонью, но сейчас действительно было самое неподходящее время. Однако, кроме упрёка в голосе да прожигающе-раздражённого взгляда, возможности приструнить их у неё не появляется. Да и вряд ли это поможет - не помогало ещё ни разу.
Самой же Кэролайн настолько всё равно, куда сбегать от лучших бойцов, что вигилантов, что ренегатов, что не возникает ни одного конкретного предложения. Куда подальше - единственное, что она может предложить от себя в качестве варианта, но что-то подсказывает ей, что лучше промолчать и вовсе. Осознание, что, судя по всему решило приходить постепенно, вновь затуманивает ясность ума размышлениями о том, сколько всего теперь придётся оставить. Привычная позиция «слабого звена» в отряде вновь отходит ей: привязанностей у неё, как ни крути, больше, чем у всех остальных Работа в центральном штабе вигилантов наградила её множеством связей, и мысль о том, что ради выживания придётся пойти на очередное предательство, удивительно напоминает сам момент попадания в фантомный отряд. Ставки, разве что, теперь значительно выше. Тогда на кону стояла всего лишь свобода. Теперь - жизнь. И, если задуматься: ещё сначала было ясно, что позабыть она могла и о свободе полноценной, и о жизни, какой бы вариант не выбрала.

Ешё пара секунд на размышление: она стоит уставившись на запасы зарядов, что перед ними выставил Валькотт, а сама мысленно находится где-то совсем от них далеко. Тяжело вздыхает, вздрагивает почему-то, поднимает взгляд обратно на мужчину, всё же предлагая нерешительно:
— Юг? — сбегать, так под пальму и к океану. Там и жить приятно, и помирать, если что, не так обидно.

Кир

«Когда-нибудь все это непременно разнесет к херам». Ки говорил об этом Хазе в те минуты, когда они, ошалевшие после утомительной тренировки, разглядывали зал. Когда они оба сопели, как два паровоза, и только и радовались, что холодной стене, к которой приваливались взмокшими спинами. Ки говорил так, хотя поверить в это ему было сложно. Вот ведь парадокс: столько раз он видел, как здания взлетали на воздух, как подрывались люди; воображение запросто рисовало ему картину, на которой их штаб — этот небольшой и неприметный особняк — разлетается на куски, но что-то внутри него это зрелище не принимало. Хоть и говорилось, но не верилось. А теперь, когда фантомов резко и уверенно вычеркнули, не верилось еще больше, но и удивления не было.
Оно, конечно, правильно: фантом — не человек. Никакой нормальной жизни у него быть не может, и каждый из девяти подписался на это. Каждый из девяти пришел в стены этого штаба, чтобы навсегда отказаться от мечты о светлом и обыденном человеческом будущем. От семейных обедов, от Дня Благодарения в компании с надоедливой кучей родственников, от свадьбы, на которой что-нибудь пойдет наперекосяк. Надежды на все это складывались еще при входе, безвозмездно. В результате выходило, что фантомы становились той мышцей, которая в социуме начинала работать только во время войны. После войны ей надлежало снова атрофироваться. Ки понимал и принимал это, как нечто совершенно естественное, так принимал, как и все остальное, что бы на него ни наваливалось, да и жил в единственном отрезке линейного времени, какой только был доступен — в настоящем. Странно только: война еще не кончилась, а атрофия уже началась.
Деятельность, которую развернули фантомы, выступала против всякой людской морали — нароста, дубевшего на хребте человечества поколениями. Но деятельность эта сопровождалась, увы, самыми простыми человеческими реалиями, ведь каким бы существом ни был фантом, он все равно оставался человеком. Так, девять одиночек, у которых все еще оставались скелеты в шкафу, которые били друг другу морды и спасали друг другу жизни, обзавелись своим бытом. Иными словами, оболочкой, сопровождающей человека. У них завелись свои криволапые традиции и ритуалы, было место, где они собирались, назрели какие-то отношения: ведь над чем-то фантомы смеялись, иногда им было, от чего досадливо сплюнуть и хлопнуть дверью. Это все потому, что из человека человека не выбить. А в момент, когда Валькотт одной только фразой дал понять, что дело — дрянь, наверняка у каждого внутри назрело какое-то нехорошее предчувствие. Пятнадцать минут на сборы? Взять самое необходимое? Что же, следовало ожидать. Когда-нибудь должно было это случиться. Потому Ки лишь замер на пару секунд, чтобы успеть обменяться взглядами с Хазе, глянуть мельком на Кэр, потом он вытащил изо рта жвачку, прилепил ее под стол и ушел делать, как было велено. Шаг тяжелый, плечи напряженные и сутулые. Как всегда ходил, так и здесь вышагивал.
Что было необходимого у фантома? Uzi. Беретта. Старичок-кольт. Баллистический нож и армейский, патроны. Фантомы. Все это Ки побросал в рюкзак, за исключением последних — фантомы пока еще были живы, хотя и присутствовали здесь не все. Никаких бумаг — все это будет сегодня уничтожено. Тишина стояла гробовая, только выпевали истеричную мелодию закрывающиеся молнии замков, липучки портупеи агрессивно рычали, недовольно крякали заклепки. Патроны позвякивали, рюкзак у Хазе шуршал упаковками с едой. Вроде бы, ничего нового, те же самые звуки, та же самая тишина и сосредоточенность.
Так в чем же была разница? Может, нечто подобное чувствовал табор, съезжая с одного насиженного места на другое? Едва ли. Этот призрачный уход фантомов говорил о том, что за ними теперь будет нешуточная охота. Что на одних фантомов непременно найдутся другие, и, пожалуй, ничуть не хуже — в мире всегда есть двойники, всегда есть те, кто лучше. Потому их, в конечном итоге, кто-нибудь найдет и переубивает к херам. И все к херам разлетится. Такая грамотно продуманная, красивая история, о которой знал только Итан, бездарно вылетит в трубу…
Они собрались со своими манатками, окружили Валькотта как рождественскую елку, а елка сыпала подарками. «Узнали», «выбирайте», «умереть», «охота» — все звучало так очевидно, что никто не удивлялся, но слова эти давили. Отчасти потому на вопрос Валькотта Ки с Хазе ответили так, как ответили бы в любой другой момент — совершенно по-идиотски.
— Кыргызстан! – грянул Ки с глумливым смешком. Хазе обрадовался, затребовал краба. Ки коротко рассмеялся, но смех его походил больше на хриплый лай. — Для тебя два.
Хлоп. Дурацкий ритуал соблюден, и вот им двоим уже куда как проще стало во всем происходящем дерьме. Какое там! Оно и дальше идет как по маслу у двух социальных инвалидов: синхронно двое вспоминают одну и ту же нелепую цитату из бездарного фильма, просмотренного недавно.
— Мой конь. Твой конь. Вон то поле. Гарцуем. Дыг-дык дыг-дык.
Отпускало еще сильнее, напряжение слетало с катушек от глупых шуточек. Никто не знал, что в этот момент перед глазами обоих стоял убого отснятый степной пейзаж и два неотесанных мужлана верхом на конях с ближайшей фермы, и что кони со степью в этом мире, напичканном электроникой, были теперь таким же инородным телом, как и сами фантомы в людской среде. И что за среда? Вонючая, гадливая, паскудная людская среда.
Кэролайн не удержалась от скептичной реакции, и ее, пожалуй, Ки ожидал: никогда блондинке этой не понять будет, до чего важны для них с Хазе эти идиотские шуточки. И никогда она не поймет, почему у Мёбиуса каждый раз так горит глаз, когда они начинают страдать фигней посреди серьезного дела. Да что там вообще творилось в жизни у этого придурка до того, как он сам лишил себя руки? Ки знал, что. Как-то было дело, Хазе рассказал. Они эту его горькую историю жизни, ясное дело, жестоко высмеяли, равно как и того старого Хазе, равно как и сидящего в тюремной камере Ки. Высмеяли лишь раз и никогда больше к тем соплякам не возвращались. Зато в штабе цельнометаллический засранец спелся с Ки, и, очевидно, ни у кого из них двоих до этого момента не было идиотского друга, с которым не страшно было сдохнуть.
Он поймал взгляд Кэролайн и беззаботно ей улыбнулся: ну пошутили, и что теперь? Никто еще не сложил оружия, а пока беретта не выпадает из рук, отказываться от старых привычек глупо. Но вот улыбка сошла с его лица, а взгляд беззастенчиво задержался на женском лице. Нетрудно было понять, как сильно Кэролайн не нравилось происходящее. Нервничала. Пыталась ото всего загородиться скрещенными на груди руками, а он… Как бы он мог ей тут помочь? Взять за руку? Обнять что ли? Кэролайн была еще одним доказательством того, насколько ущербным общество может сделать человека. Они не тянули даже на Бонни и Клайда, хотя за эту паникующую дурочку Ки, пожалуй, словил бы шальную пулю. Пожалуй, и Кэр это понимала.
— Будем откровенны, - сказал он, пряча руки в карманах. – Нам всем уже осточертел этот штаб. Начинаем новую жизнь. Фантомы психан…
Кинжал просвистел у него прямо над ухом. Ки замер, закрыл глаза, по руке скользнули искры.
— Сучка, — хмыкнул он, не оборачиваясь. Свист так и стоял в ухе.
В тишине все хорошо слышали, как Рэйз чеканила шаг, который женщина не скрывала теперь намеренно. Она остановилась рядом с Ки, перекрывая тому вид на Кэролайн.
— Наш химический друг преставился, - коротко сообщила рыжеволосая Рэйз, приоткрыла свой большой рот и хищно осклабилась. Глаза ее недобро сверкнули. — Какая жалость.
Ки окинул ее взглядом, заметил рюкзак за спиной: Рэйз тоже была готова к отходу.
— Надеюсь, мы не будем устраивать по этому поводу панихиду? — неотрывно глядя на Джея, промурлыкала она, поправляя выбившуюся прядь волос. — Только не в такой ответственный момент. И скажите мне, что я пропустила.
Ки перевел взгляд с нее на Валькотта. В голосе Рэйз не звучало никакого напряжения, вероятно, потому, что новость эта не была для нее новостью? Не сразу Ки приметил ее руку, выпачканную в крови. Что же, рано или поздно это все бы заметили, но никто ничего не скажет.
— Ладно, — сказал Ки, проводя ладонью по лицу.
Штаб надо было сравнять с землей, и теперь он ждал, когда, наконец, они это сделают. Ни к чему тянуть.
— Жаль, все-таки, что не Кыргызстан,— еле слышный прозвучал его баритон так, чтобы услышал только Хазе.

Сол

Ничего не было до, ничего не стало и после: небо осталось над головой, земля — под ногами, и, скорее всего,  в ближайшем будущем выяснится, что  Budweiser как был жидким дерьмом, так им и остался.
Но люди любят жалеть себя, любят думать о том, что потеряли, больше, чем о том, что приобрели; считают, сколько галлонов воды записано на их счет, но не думают, сколько было потреблено, чтобы организм не иссох и не покрылся прижизненными язвами. Бери больше, бери здесь, бери сейчас, рассчитывай на большее — забудь про то, что должен дать взамен. Отсюда и растут фразы сдобренные трауром и скорбью, которая была (метафорически), той самой молодой женщиной, вошедшей на вечерний бридж под кружечку полусладкого к постаревшим, ожиревшим и овдовевшим — и ни к чему ей там быть, и пусть катится в родные пенаты, и забирает с собой все пироги и подачки, которые принесла — кроме вина. Его, милочка, оставь, алкоголь всегда пребывает куда должно.
Их время — военное время, где все: потери, утраты, лишения и несправедливость — тусклая обыденность, туман серых мичиганских будней, морось бёрлингтонских вечеров. Не много ли  чести? Не много ли чести указывать на вещи, пришедшие на смену, скажем, безделью или скуке, подчеркивать их значимость подобранными интонациями, невысказанными репликами, напряженными минутами. Минутами молчания — так протекает панихида по усопшему.
И как звучит! Можно ставить в ряд со Столетней войной, Бостонским чаепитием или Карибским кризисом Висконсинскую панихиду: через пять, десять или пятнадцать лет, расставив даты на широких полях и утрамбовав символами ли, знаками ли, смыслами ли весь тот конкретно ироничный посыл, сложенный в три долгожданных слова: «О нас узнали».
Ироничный потому ли, что  Валькотт — тот самый, имеющий долг воплощать самое смертоносное и сухое (как сердце чьей-то бывшей) и ублюдочное (на манер средств, которые по всем статьям оправдывают цель), — выдерживает драматические паузы и говорит так скупо, так скорбно, что, кажется, и церковные херувимчики (от малодушия или, скажем, сопереживания), пускают слезы как из мраморных глаз, так и из вычищенных монашками задниц. Или ирония заключалась в том, что панихида — единственно меткое слово, пришедшее на ум, чтобы не опускаться до сравнений с цирком, реалити-шоу или (что более гадко) политическими дебатами. Все эти слова, вылетающие в воздух и мешающиеся в поток нелепых фраз и смыслов о том, в какой ситуации они были до — и в какой оказались теперь, были не более, чем действительной панихидой — траурным шествием сквозь людные улицы. А в том и заключался  глубинный саркастический смысл: служба-то шла по никогда не существовавшей, умершей в зачатке новой эры стабильности. И уж стабильность была подкована и свободой, и ценностью, и индивидуальностью (которая так же сдохла, как только число людей на карте перевалило за миллион, а затем начало трактовать эталоны себе и причастным к культу единообразия континентам), и выбором. Долгами перед Совестью и перед Матерью, Отцом, Родиной или Всевышним, или даже перед самим собой.
Рэмпейдж начинал терять терпение. Не потому, что чувствовал приближение хоть сколько-нибудь триумфального конца или предвкушал бесконечную игру в кошки-мышки, которая начнется, как только они выйдут за пределы штаба. Тут либо глупость, либо трусость — рваться вперед для того, чтобы оно то ли наступило, то ли быстрее прошло. Соломон не причислял себя ни к первым, ни ко вторым; жизнь подкидывала многое, разного цвета, форм и содержаний — но только с виду. На деле же, судьба, казалось, не способна на принципиально новые выверты: вот и сегодня Сол может с уверенностью сказать — это уже было. И чертово бегство от всего, что можно было предположить, и перебежки из страны в страну, с континента на континент, под не своими именами, но зато рука об руку с подругой-паранойей, разъедающей подкорки. День за днем перебираешь ногами, волочишь их туда, куда поведет чутье и где оборвется приевшийся след.  Оглядываешься: будто тащишь здоровенную мишень на спине. Гадаешь: то ли  не замечают, то ли делают вид, то ли ты успешно прячешь ее под ободранным рюкзаком. Что тогда, что сейчас, вещмешок тяготит плечи — необходимый минимум плюс тибериум, заботливо поданный Джеем — после и слов не надо, чтобы догадаться, насколько стремительно привычное катится в тартарары.
Поэтому когда Валькотт закончил говорить, Соломон без промедлений направился к выходу в окружении собственной свиты — верных псов, которые следовали за своим вожаком ожившей бесшумной тенью. Не было смысла слушать: распоряжение дано и план — бегство. Каждый из них был достаточно умен, чтобы понять: если и бежать, то дальше в глушь, дальше от цивилизации, в места, где людям нет дела до войны.
Рэмпейджу не нравилась тактика отступления: у них отряд высококлассных бойцов, какие-то исключительные ресурсы и способности, а все, что они делают, это стоят, треплют языками, параллельно прощаясь с «фантомьим гнездышком» и думают, какими путями комфортнее будет скрываться от людей, жаждущих разбить их головы в труху. И поэтому Соломон шагал резко, хищно озираясь по сторонам, сжимая кулаки, и неумолимо терял терпение. Черт, а не послать ли всех на три? Теперь ты долгожданный враг, выступивший против всех и далее, загадывая вперед, ставший очередным инструментом противостояния идеологий, которые, кажется, все больше стали походить на религию. Спекуляция и фальсификация, не борьба за правду, а сраные игры: Рэмпейдж был шавкой Элдермана, стал одним из фантомов ради  личной выгоды и год за годом ворошил кишки и грязное белье, только и делая, что смывая кровь с рук, оттирая ее с собачьих морд и ожидая, когда их с Итаном договоренность воплотится в жизнь. Не случилось: по большому счету, его кинули и любезно предложили бежать. Блядство.
Он не ушел один, так как здраво понимал, что сейчас главное — выжить. А потом можно будет устроить занимательную охоту и на ренегатов, и на вигилантов.
— Долго. Вы там «на дорожку» присаживались? — произнес Соломон, когда фантомы подошли к выходу.

0

3

Джей

Валькотт закрывает глаза, выдыхает и почти скрипит зубами, но черт с ним, хватает со столика первое попавшееся и бросает ровно между Хазе и Кираном. Если бы он хотел, то яблочная мякоть и сок сейчас размазались по чьему-то лицу, а не куску стены. Черт с ним, они уходят, ещё чуть-чуть, и всё здесь превратится в сплошной горящий столб, как задница безумного фаната, когда что-то пошло не по его представлению.
— Заткнись. Оба, — Джей смотрит зло, но к этому ебущему в душу взгляду можно привыкнуть, если ты фантом и сталкиваешься каждый день. Фантомы вообще обладают высокой степенью адаптации.
Кэрол озвучивает мысли Валькотта в зацензуренном варианте. Наверняка, её бесит такое поведение, он напряжена, как и остальные, но ещё ей должно быть немного стыдно за то, что выбранные самец ведет себя не в соответствии с ситуацией. Едва ли ей пришлось не труднее всех в тренировках с Джеем — её физическая подготовка здорово хромала, но разве был Валькотт конченным садистом и ублюдком, чтоб не помнить об этом, когда заставлял её выполнять все необходимые упражнения, или когда кинул её в озеро, вода в котором была около плюс 3, а с неба срывался первый снежок? Да, был. Но однажды в тренировочном зале, когда ему показалось, что она уже всё и на сегодня, и на пару дней вперед, то включил ей  Ladytron и велел побольше поесть. На языке Джея это означало "ты в команде".
— Юг... Картели потеряли свой вес, власть стали брать в руки другие люди, Эльдерман найдет способ с ними связаться, на Юг лучше не ходить.
Последней к собранию присоединилась Рэйз — у нее было такое же индивидуальное задание, как и у Хазе, и они справились. Все всё прекрасно поняли, а так же все понимали, что их химик действительно обуза там, где надо бежать. Он более статичный игрок. Был им.
Валькотт всегда приучал фантомов к дисциплине, например, сказал, что если увидит у кого-нибудь сигарету в зубах, то выбьет её ногой. Вместе с зубами. И он был готов исполнить это обещанию, и никто в том не сомневался, правда, Рэмпейдж об этом забывал, но в те времена, когда он курил, он совершал грехи гораздо более тяжкие, чем курение. Вот сейчас он просто проигнорировал обсуждение и вышел. Джей заметил его злость, и она делала его равнодушным к решениям, это заставляло напрячься уже самого Валькотта.
— Держись угодий, охотник, — буркнул он ему в спину, представляя, что сюда уже могли прийти вигиланты, чтоб разобраться с кучкой убийц, которые принесли им много пользы, но могут неплохо запятнать несуществующую честь.
— Отныне "фантомов" больше нет. Я больше не руковожу вами как боевыми единицами, — он говорит так, будто всё, что между ними было, все эти воспитательные разговоры вовсе не словами, только для того, чтоб координировать их на миссии, как будто Валькотта в принципе больше всего волновали задания, и будто он вообще являлся идейным любителем вигилантов, потому что разделял их мнения и взгляды. Хер там, ибо Джей-то как раз лучше большинства знал, что взгляды и идеология — полный порожняк, а история тому лучший пример, самое главное в жизни человечества на протяжении многих веков это сила и золота. У кого сила — у того золото, и наоборот. Но не так уж много времени на лирику и подумать. — Вы можете уйти.
И снова он говорит так, будто они действительно могут уйти, и он не застрелит каждого, кто сделает шаг в сторону, просто потому что опасно отпускать кого-либо, кто знает о нем слишком много, хватит одного Эльдермана. Тот знает его историю, но едва ли он знает столько о привычках и повадках Валькотта, чем каждый из них.
— Но ваши шансы выжить будут крайне малы, — то есть их вообще не будет, потому что он позаботится, как Рэйз позаботилась об их штабном медике. — Если вы остаетесь со мной, вы слушаете меня.
В его словах прямой посыл: "Я хочу жить, и те, кто будут хотеть жить меньше, умрут". По его подсчетам из оставшихся семерых с континента должно было уплыть только пятеро, так легче, и в одну машину помещаются. А пока что он сказал выкатывать из гаража их миник и ждать, пока он кое-что закончит.
Со взрывчаткой и таймером он провозился совсем недолго, не пропитый профессионализм давал о себе знать, и в этот момент Джей отстранено думал, что жизнь его то ещё дерьмо, но он не против оставаться живым и дальше. Лишь бы не как Дженис Джоплин, потому что от фантомов следов в истории точно не останется.
На последок он забрал рюкзак с оружием, с тибериумом и вышел, занимая водительское сиденье. После он тормознул приблизительно в двухстах метрах от их штаба и постоял до того момента, пока дом не взлетел красивым факелом над землей.
Конец старого — всегда начало нового.
Они проехали уже несколько штатов, и пока что никаких особых происшествий, правда, пришлось потратиться во времени. Но Валькотт не расстраивался — в кои-то веки он смотрел на Америку, не ограниченный службой, и это было даже забавно. Ему тридцать семь, и эта цифры в разы меньше, чем количество трупов, которое он оставил за собой, и только часть из них — на войне. Последние года были напряженными, а теперь он ощущал странное чувство долго перед шестеркой людей, которым пообещал выжить, но которых мог сам отправить на тот свет, если потребуется. В этом есть что-то двоякое, как стандарты вигилантов и ренегатов на этой войне.
Они имели поддельные документы, как ни странно, но каждый из них думал о том, что такое может случиться, и каждый подготовился когда-то сам, ведь Валькотт не говорил об оформлении левого ID. Вот ещё одно доказательство, что они — профи.
Тормознуть удалось в небольшом поселке, где был мотель, они заехали к ночи, попав в разгар празднования чьего-то юбилея. Валькотту было всё равно, он как раз закончил рассматривать карты и прикидывать маршруты, а теперь было время еды и сна.
Антураж ковбоев и техасских реднеков, грубые женщины в просторных платьях, юбки которых легко задирались вверх при необходимости — это сегодня Джея тоже не волновало, он просто подсел за деревянный стол к остальным со стороны Соломона. Ему же он положил ладонь на колено, у него же забрал из пальцев кусок шашлыка, что им поджарили на ужин.
— Где наша парочка? — сладкой парочкой он звал Кэрол и Кира. Просто парочкой — Кира и Хазе. Рэйз тут же кивнула в сторону, где эти двое о чем-то спорили с местными мужиками, но пока что в рамках приличия. Она недолюбливала Форсберга, хоть и прикрывала его спину, доверяла, скорее, легкая нелюбовь относилась к некоторым личностным качествам, но с этим Валькотт не мог ничего поделать, он только однажды вывернул ей руку, когда она в очередной раз решила попугать Кира своими ножиками.
Сейчас, значит, следит.
— Уезжаем до рассвета, им лучше не запоминать наши лица.

Хаз

Не любят юмор в этой компании, ой как не любят. Многие скажут, что ситуация неуместная, но когда у фантомов вообще бывают другие? Да никогда. Эта группа всегда выполняет самые убийственные и кровавые задания, которые закаляют характер и делают человека лишь жестче. Не всех. Хазе с Кираном всегда умудрялись как-то унять эту эмоциональную напряженность, потому что знали и понимали, что вот так загоняться не вариант, смысла нет. Вот стоишь ты в этом кружочке и думаешь о том, что, возможно, скоро тебя убьют вигиланты, те самые ребята, которым ты помогал, некоторых спасал. Становится грустно? Да ни разу, это же чертовски весело! Это испытание в котором ты можешь проверить насколько элитным бойцом являешься. И это же показывает то, что на войне не бывает друзей — сегодня они благодарят тебя за спасение своей тушки, а завтра готовы пустить пулю в лоб. Сегодня Итан гордится фантомами, спонсирует их лучшим оружием, а на завтра выдает приказ о их полном уничтожение. Сегодня ты спишь с шикарной рыжей вигиланткой, а завтра она пускает на тебя всех своих псов и готова такой разряд в тебя зарядить, что от тебя останется лишь черная отметина на земле. Это не расстраивает и не дает задуматься о чем-то высоком. Это игра и в неё фантомы намерены выиграть. Так какой смысл сейчас убиваться по тому, что их прошлая жизнь разваливается? Начинаем новую. Хазе привык начинать всё заново.
    « Это могли быть наши лица, чувак», — думает Мёбиус, смотря сначала на яблоко, что так изящно размазалось по стене, а затем на Кирана. Вообще они привыкли к тому, что в них что-то летит, в особенности Хазе, потому что вечно заявляется без стука... Например в комнату Соломона и Джея, любит он опасность. Но если Мёбиус может с легкостью избежать попадания чего-нибудь в прекрасного себя, то у Кирана с этим будет сложнее, поэтому если они косячат вдвоем, то приходится спасать от участи получить в морду и его. Также об их поведение высказалась и Кэр, но тут всё просто — ей стыдно за своего мужика, Хазе уверен, что стой здесь сейчас Ева, то она либо бы в голос заржала, либо пустила в своего мужика разряд и всё бы это перешло в очередную драку. Хорошо, что её нет и можно дальше шутить свои шутки. Хазе немного наклоняется назад, чтобы посмотреть на Кэролайн и привлечь её внимание, — Псс, Кэр, я качну для тебя этот фильмец, ты должна его посмотреть, — шепотом произносит Хазе, улыбается и вновь выпрямляется, надевая маску очень серьезного пацана. В это же время в Кирана практически прилетает ножик и фантом уже знает кому же он принадлежит — Рэйз. « О, этот чел мне никогда не нравился — шуток не понимал совсем. Да и фантомовская дедовщина для него слишком рано закончилась, потому что нам с Киром было скучно», — думал Мёбиус, узнав о "внезапной" кончине местного химика. Видимо не только у Хазе было задание по устранению своих же. Что ж, ненужный груз всегда выкидывается с корабля первым. Теперь их осталось семь. Прям количество смертных грехов, Хазе был бы всадником чревоугодия, определенно. Он бы был настолько жирным всадником, что ему потребовалась бы не лошадь как у всех, а чертов слон. Вот примерно такие мысли летали в голове фантома, пока мудоКир вновь не заговорил про Кыргызстан. Хазе тихо засмеялся в кулак, делая вид, что кашляет, а затем также шепотом ответил Форсбергу, — Это был бы лучший уикенд.
    Указания Валькотта как и его слова были просты и понятны любому. Да, он больше не командир и "фантомов" как отряда больше нет, но если они идут вместе, то, конечно, этот дядька Черномор впереди. Только он мог и умел сделать из этой кучке одиночек настоящий отряд, который действовал всегда как единый организм — у каждого своя зона и свои задачи. Хазе восхищался этим ублюдком и боялся его до усрачки одновременно. Никто и никогда не выглядел в его глазах таким командиром, которого ты будешь слушаться беспрекословно. И Хазе знает о чем говорит — он служил и им командовали. Очень часто он готов был оспорить каждый приказ, но не мог, по уставу не положено. На этой же войне он встречал многих командующих: тех, кто возглавлял маленькие отряды и тех, кто стоял перед целой армией. И каждый из них в чем-то был неправ — недооценка противника, излишний риск, высокое самомнение. Но не Валькотт. Даже если Хазе немного недопонимал суть приказа, он все равно выполнял его даже не сомневаясь в том, что он правильный, потому что он обязательно будет верным. Поэтому и сейчас, когда всё разваливается, он будет его слушать и продолжать быть преданным, ведь Джей заслужил преданность своих бойцов. Мёбиус без слов закидывает свой рюкзак на спину, куда уже предварительно накидал побольше тибериума, достает из кармана свой коммуникатор и колеблется. В этом маленьком устройстве его жизнь за три года: сообщения, тупые фоточки с Кираном, Кэр и другими фантомами, а также Евой. Не то, чтобы Хазе был пиздец какой сентиментальный, но он знал, что всё это просто исчезнет, как будто этого никогда и не было, ведь даже в облако это хрен закинешь, потому что "вдруг взломают". Больше это нельзя было держать при себе, поэтому Мёбиус перекидывает телефон в левую руку и ломает его, оставляя часть его недолгой, но насыщенной жизни плавиться в этом доме, вместе со всем остальным ненужным и компрометирующем барахлом.
    На уже третий день Мёбиус подумал, что надо было валить нахрен и зажигать на Бали с телочками. Он ненавидел минивэны всей свой гнилой фантомской душой. В особенности, если он ехал сзади. На пассажирском сидение его еще не так сильно укачивало, но его постоянно занимал бородатый Соломон и Мёбиусу приходилось либо сваливать погулять на свежий воздух, а потом как ни в чем не бывало возвращаться в едущей автомобиль обратно, либо отвлекаться на Кирана с Кэр. А отвлекался он часто, потому что два "феноменальных придурка" зажали блондинку между собой и показывали ей на планшете, который Хазе ранее незаметно стащил по дороге у какого-то ребенка, тот трешовый фильмец про Кыргызстан. Не думала же она, что испытания от двух "дедов" закончились? Нет, они никогда не закончатся. В целом поездка их была довольно тихой, только временами Киран с Хазе орали на весь салон автомобиля, когда в новой серии случался какой-нибудь неожиданный поворотный поворот. Также Мёбиус успевал перемещаться в магазины и приносить к сериалам вкусняхи, по типу печенья, чипсов, а иногда и нормальную еду, когда зожник Валькотт совсем уж ругался. Когда же за руль садился Хазе, а это было только в тех случаях, когда Джею надоедало/он уставал/никто больше не хотел/Хазе умолял на коленях, то фантом первое время вел себя крайне хорошо: включал музыку ту, что нравилась всем, вел по правилам и с той скоростью, которая не привлекала бы внимания. Потом, когда бдительность его товарищей утихала, а Форсберг все кидал взгляды мол "давай уже", то Хазе врубал какую-нибудь дерьмовую попсу с очень и очень заразным припевом, что в итоге фантомы сами напевали эти композиции, проклиная Мёбиуса всеми матами на всех языках. В общем эта поездочка напоминала семейный выезд за город.
    Остановились они в очередном мотеле какого-то деревенского типа, только по таким они и шарахались, ведь им нельзя было привлекать внимания, это Хазе предельно уяснил, когда их с Кираном выгнали из, вроде бы, третьего мотеля. Тогда они "случайно" подожгли свою комнату, выясняя может ли Мёбиус жонглировать пятью горящими апельсинами и только левой рукой. Может, но только не очень долго, минут десять и тогда, когда мудоКир не ржет в голос с очень серьезного и сосредоточенного выражения лица Хазе. Больше они старались не косячить, понимая, что когда-нибудь Джей осознает, что можно сменить машину на поменьше, высадив несколько пассажиров. И вот очередная комната очередного мотеля, только вот в этот раз кое-что поменялось. На протяжение двух недель Джей всегда селил Кирана вместе с Хазе, хрен пойми чем это мотивируя, ведь логичнее было было бы эту парочку разделять хотя бы по ночам, а то на утро жди очередной треш. Но нет, они вновь будут жить в одной комнате, так что не так на этот раз? Одна кровать. Одна двуспальная кровать. Как только Мёбиус переступает порог их берлоги, то гаденькая улыбка возникает на его лице со словами, — Кир, а ты глянь, Джей походу перепутал номера, этот явно для него и бородача. Парни перекидываются шутками, кидают сумки на кровать и идут каждый в свою сторону: Киран к Кэр, узнать, как она там расположилась, а Хазе к еде. И о даа, сегодня был его день — какой-то мужик праздновал юбилей и сейчас на улице были гулянья, а там где праздник — там еда. Найти её трудов тоже не составило и присев за деревянный стол рядом с толстым подобием ковбоя, Мёбиус начал уплетать абсолютно всё, что попадалось его взору. Кто-то спросил его откуда он знает юбиляра, на что Хазе ответил, что-то невнятное, ибо рот вообще-то едой занят, но после того, как он грозно так посмотрел на того, кто попытался отнять у него куриную ножку, то вопросы отпали, как и желание у людей с ним познакомиться. Отлично. Пока Киран где-то проебывался, наверное с Кэр зажигает, Хазе решил, что эта атмосфера ему нравится и надо бы к ней присоединиться. Как? Да вон те ковбойские сапоги, косуха и шляпа, что носят местные мужики, они точно помогут Хазе прочувствовать всю атмосферу. Вырубить пьяного мужика и отнести его тушку в сарай было несложно, да и внимание вроде это не должно было привлечь, Джей ругаться не будет. Мёбиус надел кожаные коричневые сапоги, аля "вестерн" со скошенным каблуком и черную косуху. Шляпы у этого мертвецки пьяного мужика не было, кажись кто-то ранее уже отработал. И вышел фантом в новом виде на импровизированный танцпол.
    — О, светильник, где пропадал?, — спрашивает Хазе, подмечая, что Киран идет к нему, сквозь шатающуюся толпу. И идет он в шляпе. Черт, Хазе тоже хочет. Заценив вид друг друга и поржав, парни направились выяснять насчет замута с одной кроватью, а заодно узнать очень насущный вопрос — револьвер или ружье. Среди этого балагана они все-таки смогли отыскать администратора этого заведения и начали, пока очень вежливо, просить его принести в их номер еще кровать, а то они ему позвонки пересчитают и лишний найдут. Мужик очень быстро среагировал послав двух амбалов перетаскивать в их номер такую же двуспальную кровать. Это они решили быстро, а вот спор "револьвер или ружье" был очень жаркий, к нему подключились и другие мужики, которые взялись перечислять плюсы и минусы того и другого оружия. Киран с Хазе также вступили в споры, по пути перечисляя виды револьверов и ружей, а также рассказывая из какого пизже стрелять. Решили, что надо устроить стрельбище на котором новичков, то есть двух фантомов, проверят умеют ли они только языком чесать или же еще и стрелять. Парни переглянулись и в душе взоржали над этой "проверкой", но показать на что именно они способны... Да без проблем, они только рады. Местом было выбрано территория за сараем, а цель — центр ветряной мельницы, она все равно уже многие десятилетия стоит как украшение. Первый выстрел делал Форсберг из револьвера, попадая четко в центр. Второй был за Хазе и вот он, во всем своем ковбойском обмундирование, даже шляпе, которую Киран дал для большей пафосности, поднимает ружьё и целится. Бах. Происходит выстрел и все смотрят на мельницу и ничего, думают, что Мёбиус промазал, но... Он не стрелял. Он успевает схватить Форсберга и переместиться в глубь леса, туда, откуда был произведен выстрел. Хазе считает тех, кто слева и сзади, а Киран тех, кто справа и впереди — это их привычная стратегия. Всего три секунды, им хватает этого времени, чтобы в темноте заметить как можно больше противников, а затем вернуться к Джею и доложить, — Вигиланты, северо-запад, около тридцати бойцов, возможно больше. Хазе снимает свою ковбойскую шляпу, ища в ней дырку, он знал, что выстрел был произведен в него, потому что только Хазе вигиланты знали в лицо, а Кирана вполне могли посчитать за местного. Что ж, это было ошибкой и она будем стоить им дорого.

Кир

И все-таки, что же чувствует человек, когда съезжает с насиженного места? А что должен бы чувствовать в таком случае фантом? Наверное, ничего. Только все равно Ки не мог никуда деться от странного неуютного ощущения, которое болталось где-то в грудной клетке. Бралась же откуда-то эта неприкаянность! Ему не нравилось. Жизнь как-то уж слишком круто меняла правила игры, надо было теперь как-то перестроиться на кочевой образ жизни, словно они отправлялись в пожизненный гастрольный тур, но без толпы фанатов и роскошных гостиниц, и они никому не нужны. Иными словами, теперь фантомы в самом деле стали фантомами, потому что фантомами больше не являлись. Не было больше ни заданий, ни пристанища, и никто уже не станет их спонсировать. Больше не придется спать с мыслью, что никто не найдет в этой заброшенной дыре, и, похоже, только теперь надо будет жить в той постоянной бдительности, какой так долго обучались.
Наверняка это предстоящее каждому изрядно попортило планы. Лица у всех были кислыми. Даже у Ки. Даже у Хазе, сколько бы ни отшучивались. К таким переменам никогда нельзя быть готовым всецело, какая-нибудь мелочь да выводила из строя. Ки не упустил из виду ломающего свой телефон Хазе, потом по дороге ободряюще хлопнул друга по плечу, потому что знал, сколько восхитительного мусора там хранилось. Сам он свой телефон расплавил еще во время сборов, без особенного сожаления: там почти ничего не было. Не жаль было и самого особняка, равно как и дорогущей техники, которой он был напичкан, но в этом проклятом месте все они стали теми, кем привыкли друг друга знать. Вероятно, что-то это да значило. Вероятно, что будь на месте особняка ветхая лачуга, неприятное это чувство было бы все равно. Хорошо даже, что фантомы были куда выше сентиментального прощания с тем местом, в котором обитали годами, и никто не принимался драматично обнимать родные старые балки, не лобызал опустевшие полки в оружейной и все такое. Они вышли молча, все семеро, никто даже не оглянулся. Когда Джей выгнал из гаража машину, Ки состроил Хазе мину умирающего кита и страдальчески застонал в том же духе.
— Он шутит. Да? Да мы не выедем из Мичигана даже через сто лет на этой колымаге!
Это было, пожалуй, первое ощутимое лишение в новой жизни: Ки любил, когда в машине было много места, когда в ней не ютилось семь фантомов, и когда машина ехала так, что могла бы взлететь, будь у нее крылья. У них, черт возьми, всегда были крутые тачки, а этот минивэн… Какого дьявола он вообще появился в гараже?! Ки никогда его раньше не видел.
Они уезжали без особенной спешки, и дорога пока еще была хорошая. Потом Валькотт притормозил. Вот тогда оглянулись все. Некоторые даже вылезли из машины, но Ки выбираться не стал. Просто смотрел сквозь заднее тонированное стекло на то, как их штаб взлетает на воздух. Ничего не екнуло — это ведь был не первый взрыв, который он видел. Опять-таки, самого особняка было не жаль. Жаль Ки было ту квартиру, к которой он уже начал привыкать, и где Кэр появлялась все чаще, но, наверное, и это было правильно. Все они успокоятся через пару дней, никто и не вспомнит про штаб, про фантомов, про вигилантов и ренегатов — все это канет. Свободная жизнь.
Валькотт завел машину, и они уехали оттуда навсегда.
Разумеется, всем им суждено было ехать в одном минивэне. Распределение в машине складывалось в соответствии с серьезностью. Потому Сол и Валькотт занимали оба передних сидения, затем следовала двойка фантомов с Рэйз, а кочки, колеи и иную бугристость фронтовых дорог принимали на себя три задницы: Ки, Кэролайн и Хазе. Поездка выдалась куда сложнее, чем все семеро могли себе представить.
Не так уж сложно было сосуществовать под одной крышей, когда дом большой. Девять человек всегда разбредались по своим норам в штабе, а с хорошей звукоизоляцией, к примеру, гомерический хохот Ки с Хазе не мешал серьезно работать даже тем, кто находился через стену. В тесном минивэне стен не было, и так получалось, что если двоим было весело, то остальным приходилось либо страдать, либо поддаваться веселью. Так, Рэйз тщетно пыталась урвать хоть полчаса сна, но всякий раз, когда ей почти удавалось погрузиться в сладкую дрему или найти удобную позу для сна на неудобном сидении, сзади доносился взрыв ненормального хохота, и она сжимала руки в кулаки, шевелила губами в немых проклятиях, закатывала глаза и заставляла себя не оборачиваться. Рэйз, похоже, была одна из немногих, кто с момента, как они покинули штаб, не сказал и двух слов. Когда ей что-то не нравилось, она морщила нос, когда соглашалась — кивала, мотала головой, если приходилось что-нибудь отрицать. Все остальное время она сидела в машине с мрачным лицом, не жаловалась, не ныла, и выносливость эта, терпеливость выглядела тем ярче, чем чаще с галерки доносилось недовольное бурчание.
— Отвечаю, что когда я встану, у меня ноги так и останутся под углом в 90 градусов.
— Мне кажется, у меня скоро кости протрут ягодицы. Ягодицы протрут! С какого хера я подумал про варенье?..
— Мы выйдем из этой тачки с каменными задницами, чувак. И с геморроем. Каменная жопа, геморрой и другие преимущества минивэна 32-го года!
- Да хорош уже, Кэр, сейчас тут будет драматический момент. Кэр, перестань рыдать, у меня ботинки намокли. Как не ты рыдаешь? А кто? Что за нахер? Хазе, сука, это твой гребаный рюкзак! Нахера ты брал такой сентиментальный рюкзак?! Как это уксус пролился? Хазе, а зачем ты брал из дайнера уксус..?
Рэйз прятала лицо в руках и проклинала этих двух инфантильных ублюдков, которые, к тому же, задевали коленями ее сидение, и так раздражающе качало. Ее бесило, что они хохотали с идиотского фильма, что из динамиков планшета доносились какие-то паршивые звуки, что кто-то находит это смешным. Не нравилось, что они постоянно останавливались из-за Хазе.
Ки частенько ловил на себе ее тяжелый взгляд, но реагировал на него так, как реагировал всегда: никак. Будь Рэйз хоть трижды крутой убийцей, нож она в него не всадит. А если всадит, это будет ее последний нож, и поступок, который она совершит, войдет в число исключительно бесполезных. К тому же, игнорировать ненавистный взгляд рыжей помогала та идиотски веселая атмосфера, которая воцарилась у них с Хазе и Кэр. Они показали блондинке тупой фильм, с которого хохотали еще хлеще, чем в первый раз. Выбора у нее не было, пришлось смотреть.
— Это как прыгать с парашютом. В первый раз охерительно смешно, потому что ты впервые видишь такой трэш, во второй раз еще смешнее, потому что ты знаешь, какой ад будет в следующем кадре, — заявил Ки, когда они досмотрели кино, и Хазе убрал краденый планшет в пестром чехле. — Единорог и радуга!..
Потом у Кэр опять не было выбора, и приходилось слушать все, чем оба фантома перебрасывались друг с другом. Потом приходилось в этом участвовать. Потому что выбора не было.
Как ни странно, но иногда и Валькотту нужен был отдых. Тогда они менялись, за руль садился Хазе, Ки занимал естественное место на соседнем переднем сидении, и они снова не давали всем спокойно жить. За все время, которое эти двое провели спереди, они подцепили ворох самых идиотских песен, причем, все семеро. Бывали проблески исключительного единения, когда горланить от безысходности начинали все, но это случалось редко и обычно перекрывалось потоками исключительной брани.
Ки сел за руль только однажды. Его не пускали на водительское сидение намеренно, потому что все знали, что водит как пьяный мудак в эпилептическом припадке с параличом правой ноги. Но когда они тормознули на заправке, и Хазе вышел заливать дизель, Ки со смешком занял его место. Хазе заметил и сел на место Ки. Оба ухмыльнулись, Хазе, правда, не так весело: веселое путешествие в минивэне стоило ему многих рвотных потуг. Но вот Ки вжал педаль газа, машина взревела, всех пригвоздило к спинкам сидений, они поехали так, будто за ними летела ракета. Такого беззакония минивэн на своем веку еще не знавал, и столько ругани от всех фантомов разом Ки еще не слышал, но было смешно. Когда в подголовник сидения влетел кинжал по самую рукоять, Ки лишь самодовольно обернулся: намерения рыжей он видел в зеркале заднего вида. Обернулся к ней и выдал:
— Да понял я, понял, что надо его всадить тебе в задницу. Как-нибудь попробуем. Расслабься.
Из обеспеченных всем, чем только можно, баловней они быстро переквалифицировались в обитателей ободранных мотелей. Мотели в военное время окончательно приобрели гранжевый вид, некоторые и вовсе походили на клоповник. Режима больше не было никакого, о регулярных и стабильных тренировках пришлось забыть. Ки, правда, пытался в несусветную рань выходить на улицу, иногда даже встречал там Рэйз, но ничем полезным это не заканчивалось. Они морщили носы и шли пить поганый кофе из бумажных или пластиковых стаканчиков. Жили вместе с Хазе, потому, когда добирались до номера, страдали ровно той же ерундой, за которую не выгоняли только в штабе. В штабе за такое давали штрафные круги как минимум. Тем не менее, список осуществленных идиотских вещей за путешествие изрядно пополнился. Жонглирование горящими апельсинами состоялось, научное исследование на тему «как шаровая молния поведет себя под контрастным душем» привело к неутешительным результатам. За подобные выходки фантомов гнали, как сидоровых коз, и они не оставляли за собой такую уж ожидаемую вереницу трупов. Неизвестно только, почему Джей все это терпел, и как еще не отвинтил им двоим головы.
Иногда Ки позволял себе ранее немыслимое — он выдергивал Кэр из номера, точнее, забалтывал ее и не давал туда дойти. Они расходились из бара только под утро, проболтавшие ни о чем, трезвые, сонные и потому злые. Потом она дремала всю дорогу, закинув ноги на Ки, и потом затекали ноги Ки, потому что минивэн был тесный, ноги Кэр — не такими уж легкими, а за исключением Кэр и Рэйз там ютилось пятеро крепких мужиков.
С Хазе играли в карты, прошли все игры в планшете, заключили с дюжину просто фантастически идиотских пари. Одна заключили даже с Рэйз и содрали с нее деньги и нож. Словом, на второй неделе непонятной совершенно жизни все семеро привыкли, что друг от друга никакого отдыха нет совсем. Наверное, не так уж это было и плохо. Дорога выжирала все силы, кровать стала ценнее, чем все, о чем можно было желать раньше, легендами обзавелось горизонтальное положение, и иногда настолько делалось тошно от консервной банки, в которой они ехали, что хотелось выйти прямо на полном ходу, чтобы морской звездой лечь где-нибудь посреди пустыря.
Посреди этой рутины, когда всякая дорожная романтика с сути дела облезла, когда вонь от уксуса выветрилась, старинный альбом Никки Минаж, который Ки раздобыл, был просто подарком судьбы. Хохотали до слез, они даже попробовали станцевать под душераздирающие ритмы, и минивэн чудом не перевернулся с ног на голову от попытки изобразить тверкинг сидя. Но вот ножи летать по машине перестали, шуточки про поющую большую задницу запылились, а вскоре  пылиться остался и альбом где-то на дороге. Говеный так-то был альбом.
Ки вначале не придал значения очередному мотелю, где они остановились. Хотя бы не одинокая конюшня посреди дороги — приятно было видеть и другие дома вокруг. Они застали какой-то праздник, такое случилось за всю дорогу впервые, и, пожалуй, не только у Ки вызвало изумление: после череды молчаливых мотелей с трудом верилось, что люди все еще могли сбиваться в стаи, но они могли. Они еще пили, ели и горланили на этом сборище. Волей-неволей от этой жизнеутверждающей картины настроение скакануло у всех, и даже чрезмерная настороженность этой радости не скрывала. Даже, мать бы ее, Рэйз — и та будто бы оживилась. Ки с Хазе, правда, обратили внимание скорее на дресс-код вечеринки. Потому что ни одна даже самая немецкая американская душа не устоит против ковбойской темы, хотя бы Техас и давно уже почил из-за гребаной войны.
— Хочется как-то бесконечно затирать теперь про Техас, Хазе, — провожая взглядом пузатого мужчину в белой ковбойской шляпе, воодушевленно вздохнул Ки.
Они проковыляли в мотель как семеро окаменелостей, разошлись потом по комнатам. В комнате Хазе и Ки ждал сюрприз. Мёбиус непременно прокомментировал, Ки ухмыльнулся.
— Послушай-ка, а ведь и правда… Если они сейчас сюда зайдут, то прятаться под кроватью будет тупо опасно для жизни, чувак. Я даже не хочу знать. Не хочу знать… — качая головой, со смехом сказал он.
Рюкзаки полетели на кровать, пистолеты — в кобуру. Ки, разумеется, взял кольт, и настолько счастливым давно уже себя не ощущал: наконец-то этот старичок будет на своем месте сегодня. Шесть патронов — это немало для фантома. На выходе из комнаты Ки умиленно протянул:
- Короче, когда Кэр разузнает, что у нас одна кровать, она попробует в остроты. Как я люблю!.. — мозолистая его ладонь накрыла смеющиеся глаза.
Разошлись по своим делам. Ки сразу свернул к Кэр. Зашел без стука — так обычно не делал, потому успел увернуться от кинжала, увидел Рэйз в джинсах и бюстгальтере.
- Вышвырнулся! — ощерилась она, тряхнув рыжими короткими волосами.
Ки хмыкнул.
- Я там все в синяках видал, балда. Не к тебе пришел, вот ты и бесишься. Маккейн, выскочи?..
С уставшей Кэр они добрались до улицы, похоже, первыми. Было шумно, пахло мясом. Народ галдел.
- Должен тебе сказать, никакой серьезной цели вытащить тебя из номера у меня не было, — глумливо сказал он, как только вышли на свежий воздух. – Но нам позарез нужно раздобыть белую шляпу, и я подумал, ты сможешь мне в этом помочь. Я ковбой, - пояснил Ки, указывая на кобуру, в которой красовался в идеальном состоянии кольт, — но шляпу без драки мне усатый ублюдок не даст. Тебе — да.
Совсем по-детски было вытащить Кэр с такой идиотской просьбой, хотя Ки понятия не имел, зачем он сразу вытащил ее из комнаты и увел подальше. И, Все-таки, шляпу они раздобыли. Не без перепалки между Ки и Кэр, но раздобыли. Потом на улицу выбрались и остальные фантомы, выбрали стол, за которым предстояло ужинать. На нем уже были чьи-то пустые тарелки, хлебные крошки, остатки барбекю. Фантомы вели себя в меру вежливо, дождались, когда беспорядок уберут. Ки стрелял из импровизированного лука в воздушные шары, налитые водой. Не столько стрелял, сколько ругался.
— Я бы из волос с задницы бабуина сделал лучшую тетиву, чем эта. Среди всех палок, которые теоретически не должны были пойти на лук, эта злогребучая не пошла бы даже в зад криворукого автора, я гарантирую.
Он не знал просто, чем занимался в этот момент Хазе. Если бы знал, то вручил бы Кэр самодельный лук и рванул бы первым экспрессом помогать отнимать сапоги. Но как уж было, и Ки развлекал Кэр. То есть, ему казалось, что он ее развлекал, а на самом деле ему просто хотелось ее общества отдельно от остальных, но так у фантомов было не принято, все было черт знает как странно, потому был лук и шары с водой.
- Сколько раз ковырялись в зубах этой стрелой? Мне кажется, на этой подсохли остатки с прошлого праздника жизни, — бурчал он, поджимая губы. Все же, развлекал, Кэр должно быть весело. — Траектория полета, говорите? Физика? Да бросьте…
В общем, он изрядно наворчался, когда обнаружил позже Хазе. Обнаружил и заржал.
— А значок шерифа ты переплавил стесняюсь спросить, на что? Нет, не стесняюсь, какой ты сказочный идиот, - хохотнул Ки.
Он был чертовски голодный, но в шляпе и полон жажды устроить себе сегодня праздник, но прежде вдвоем с Хазе они уладили вопрос со второй кроватью. А вот потом только умудрились набиться в собеседники небольшой компании ребят с Техаса — в самом деле. С того самого, уничтоженного. Фантастические рэднеки, которые чтили традиции, были брутальны и круты, как дуга, которой выгибались их пивные животы. С ними фантомы вступили в лихую беседу о револьверах и ружьях. Конечно, оживились сразу все, у гипертоников раскраснелись лица, белые богатые усы задрожали. Все, разумеется, имели при себе по предмету разговора — нашлись и ружья и револьверы. Решено было устроить стрельбище. Тут-то Ки и забыл о том, что был чертовски голоден. К мельнице он рванул первым, Хазе не отставал. Начали стрелять. Выстрел Ки встретили скептичным одобрением, хотя по лицам он прочел, что эти пузаны явно не ожидали такого результата. Довольно он нахлобучил шляпу на косматую голову друга. Хазе повезло чуть меньше: он не успел проявить себя в бесполезной стрельбе.
О том, что выстрел не принадлежал оружию Хазе, можно было понять по одному только звуку. Потом — по дырке в шляпе. В любое случае, в этот момент выстрела наверняка все фантомы подскочили. Дальше все происходило быстро. Хазе в их тандеме с Ки не просто был тем другом, что наименее серьезный, он еще и реагировал быстрее. На его сумбурные перемещения вдвоем Ки так и не научился адекватно отвечать. Только что перед его глазами была мельница, потом — бах! — какого черта кругом деревья и какие-то незнакомые рожи?! Он считал ублюдков с пушками машинально и очень быстро. Не прошло и пяти секунд, как оба уже стояли перед остальными фантомами. Ки убрал кольт и приготовил беретту. Неожиданная стрельба разом преобразила все торжество, но музыка в динамиках все еще играла старая — кантри.
— Ну, поели, сволочи? Хорошо звучат вигилантские пушки, а! – оскалился Ки, разминая пальцы левой руки. Хмурым взглядом он нашел Кэр. – Наши действия, Джей? Сил нет, как хочется отомстить этим сукиным детям за шляпу.

Кэр

Сохранить депрессивный настрой дольше, чем на пару первых дней их спонтанного путешествия, Кэролайн не удалось. Не очень-то она и пыталась: морозилась по первости, пыталась противиться попыткам Кирана и Хазе её разговорить, молчала и игнорировала - отчасти, поведение это напоминало самое начало пребывания в отряде. Она ведь, поначалу, себя к ним прировнять никак не могла - не мог никто. Привыкшая не отказывать себе ни в чем, изнеженная, в сравнении с Хазе, чьей металлической руки она побаивается и до сих пор, не зная всего набора функций, Киром, который относился к ней как-то особенно сурово. Вряд ли можно было бы и подумать, что она способна выступать наравне с ними в те годы. И ностальгия по ним теперь, когда пришлось пуститься в бега, отдавалась ассоциациями с захоронённым прошлым.
Мысли о том, что лучше было бы остаться, тоже терзали девушку не слишком долго. Во-первых, не слишком уж прельщала перспектива оказаться застреленной Валькоттом на месте, а его взгляд не оставлял сомнений в неизбежности этой перспективы. Во-вторых, несмотря на то, что ей казалось, что с Итаном они достигли особого взаимопонимания, и тот убедился в её преданности его убеждениям, приказ его был ясным и очевидным, и все фантомы подлежали уничтожению, даже те, что бывали в штабе. Третья причина была настолько сентиментальной, что за полноценную Маккейн предпочитала и вовсе её не считать, но всё же где-то в глубине души осознавала: отбиться просто так от команды, что подарила ей несколько лет не самой худшей жизни, было бы настоящим предательством, а предателей она не терпела.
С улучшенным настроем, с Кираном под одним боком и Хазе под другим, с планшетом и идиотскими фильмами под носом, жизнь в дороге казалась не такой уж и дерьмовой. Скрипучий минивэн; вонючие мотели с пыльными кроватями и грязными сортирами; бесконечный кофе на многочисленных заправках, который постепенно от стаканчиков приобретал бумажный вкус. Все эти "маленькие" неприятности, что, время от времени, заставляли срываться каждого из них, в общем и целом сглаживались наличием неплохой компании и общей цели: свалить, и свалить как можно дальше.

Во всех мотелях Кэролайн селили с Рейз. Она была не против: в отличие от Кирана и Хазе, что бесконечно балагурири в привычной им манере, и покоя ей не дали бы никогда, с ней можно было мирно сосуществовать. Дружбы между ними не было, но никогда её отсутствие не значило отсутствия и взаимного уважения. Каждой из них было необходимо личное пространство и минимум разговоров, что они обе прекрасно могли обеспечить. К тому же, Кэролайн всегда видела в Рейз себе пример: женщина была значительно её сильнее, во многих отношениях, и стать хотя бы капельку более похожей на неё Маккейн ставила себе личной целью. Та же держалась холодно. И холод этот скорее восхищал, чем отталкивал.
Кэролайн не устраивала шума, как делала это сладкая парочка Хазе и Кирана, но и хорошей назвать её было сложно. Плевала на запреты Валькотта она с завидной частотой - курила, подперев дверь в ванную тумбочкой. В тех дешевых лачугах, что они выбирали, о системе противопожарной безопасности и не слыхали, так что единственным наказанием для неё становились упрёки от новоявленной соседки. Джею та, впрочем, никогда не доносила - понимание того, что кому-то для снятия стресса нужно кинуть в кого-то ножичек, а кому-то - выкурить пару сигареток, между ними возникло сразу.
Особенно раздражённой эта женщина становилась лишь в те моменты, когда в их комнатке появлялся Киран. Должно быть, Форсберг доставал её достаточно и в дороге, но самой Кэролайн моментов уединения с ним не хватало. И дело даже не в том, что лагерная система вожатого Валькотта расселяла детишек-фантомов исключительно по половому признаку. Скучала она больше по общению без необходимости себя сдерживать. Потому что с самими собой и даже почти что друг с другом они научились быть честными. Перед другими же фантомами существовала постоянная необходимость держать лицо. А иногда не хотелось.

Наверстать упущенное выходило урывками: ночные прогулки и посиделки в опустевших барах, мимолётные встречи. Или же не столь мимолётные.
Они остановились в очередном мотеле на очередной перерыв в своём забеге. Техас стал первым штатом из тех, что они пересекли, который не особо-то напоминал место, разорённое войной. Смотреть на родную страну было интересно, однако многие места разрушены были  настолько, что без слёз и не взглянуть. Руины, скопления тел под братские могилы - фантомов эти пейзажи тронуть не могли, но впечатление общее складывалось крайне угнетающим. Техас же отличился показным гостеприимством. Широтой взглядов и остротой ума жители этого штата не блистали никогда, однако обвинить их в неумении закатывать ярмарки и праздники было нельзя. Столпотворение измученных, но всё ещё бодрых людей; аромат шашлыка и резкий, неприятный запах разлитого дешевого пива; конкурсы.
- А я-то уж почти решила, что тебе действительно интересно моё общество, Форсберг, - в Техасе было тепло, и Кэролайн почти что захотелось приобщиться ко всеобщим гуляниям, когда Киран вытащил её на улицу. Вежливо попросить и столь же вежливо увести у какого-то пузатого мужчины с отчётливым омбре перегара ковбойскую шляпу Кэролайн не составило никакого труда. И почти что по-детски довольный вид Кирана, когда эта шляпа одним ловким движением Кэр оказалась у него на макушке, стала отличной расплатой за несложную работёнку.

0


Вы здесь » The Lone Asylum » Архивы по способностям » [Kieran Forsberg]: пора браться за оружие (alt)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно